Тайны Вавилона
Шрифт:
Мардук-нацир-апли, глава семьи Эгиби, в 508 г. предоставил своему рабу Набу-айялу и свободному Убару 100 курру (15156 л) фиников, 50 курру (7578 л) ячменя и 60 пустых пифосов на три года, а также бесплатно дал им помещение для трактира в вавилонском предместье Бит-Хаххуру. За это Набу-айялу и Убар обязались ежегодно платить ему по 2 мины (1,01 кг) серебра и через три года полностью возместить авансированный капитал 29 .
При оброчной форме эксплуатации раб переставал быть «говорящим орудием» в процессе производства. Он располагал самостоятельным хозяйством, что в корне меняло его отношение к труду. Оставаясь юридически рабом, он уже не был таковым в экономическом смысле. Этот факт явочным порядком признало и вавилонское право: раб становился
Оброчное рабство служило ступенькой к следующей форме эксплуатации рабов, самой высшей в античном мире, — к вольноотпущенничеству. Мотивы отпуска рабов на волю были разные, но преобладали экономические. На волю отпускались преимущественно богатые рабы, платившие господину за себя выкуп гораздо больший, чем та цена, за которую их купили. Кроме того, вольноотпущенник часто обязывался содержать своего бывшего господина или выплачивать ему определенные суммы. За нарушение этих обязательств господин мог вернуть его в рабство.
Таким образом, отпуская раба, на волю, рабовладелец не только избавлялся от всех расходов на содержание и использование раба, но и с лихвой возвращал себе деньги, истраченные на его покупку. Кроме того, рабовладелец получал без всяких затрат и хлопот от вольноотпущенника прибыль, значительно превосходившую ту, которую давали прочие методы эксплуатации рабов.
Оброчные рабы и вольноотпущенники вместе с привилегированными храмовыми и царскими рабами составляли верхушку класса рабов. Многих из них с очень большими оговорками можно назвать эксплуатируемыми. Они сами эксплуатировали и рабов и свободных и были богаче очень многих вавилонских граждан. Основная масса рабов жила, конечно, не так, как эта верхушка. Вавилонские рабовладельцы отнюдь не отличались гуманностью. В обществе, где господствовал златой телец, не оставалось места для сентиментальности. Но этот же идол заставлял рабовладельцев избегать ненужной жестокости в отношении рабов. При этом рабы, принадлежавшие частным лицам, в целом находились в лучшем положении по сравнению с храмовыми и царскими рабами.
Вавилон не знал таких классовых битв, как Сицилийские восстания 137–132 и 104–101 гг. до н. э. или восстание Спартака в 74–71 гг. до н. э., потрясавшие Рим, но в VI в. до н. э. в вавилонском обществе было явно неспокойно. «Мужики» (sabe), как в Вавилоне называли трудящихся независимо от того, были ли они рабами, ширку, пленниками или свободными батраками, постоянно тревожили власть имущих.
В деловых письмах этого времени часто говорится о том, что «мужики» отощали на работах от голода, выглядят не лучше мертвецов, что условия их труда невероятно тяжелы, а нормы выработки непосильны. И в тех же письмах нескончаемые жалобы на то, что земледельцы — «люди ленивые», что «мужики» работают плохо и бегут при первой же возможности. Подчас бегство принимало массовый характер. Бежали рабы от своих господ, бежали крепостные-ширку, бежала даже храмовая прислуга. Беглецы стремились в города, особенно в Вавилон, где легко было скрыться среди множества людей. Из них создавались шайки воров и разбойников. Сомнительные трактиры, которые содержали рабы, служили им притонами, а господа рабов-трактирщиков, одержимые жаждой наживы, делали вид, что ничего но знают и не замечают.
Гораздо большую опасность, чем побеги и уголовщина, для власть имущих представляли заговоры среди угнетенных и случаи открытого неповиновения. Число таких выступлений все время возрастало.
26 декабря 540 г. урукские власти и народное собрание слушали дело ширку Ибни-Иштара, сына Амель-Наны, который, выхватив из-за пояса кинжал, бросился в больших воротах храма Эанны на царского куратора Иле-риманни, но был вовремя обезоружен. Его кинжал как вещественное доказательство был предъявлен властям и собранию 30 .
Упомянутый царский куратор Иле-риманни в присутствии 10 граждан 7 сентября 532 г. допрашивал раба Исиннайю, и тот назвал 40 сообщников из своей шайки. Среди
3 января 529 г. в народном собрании Урука разбиралось событие, взволновавшее весь город: в городской тюрьме вспыхнул бунт. Ночью заключенные во главе с храмовым пастухом Наргией, ширку Нидинти, Эа и Шамаш-бэл-каккаби устроили пролом в стене и вырвались на волю. Наргия и Шамаш-бэл-каккаби были пойманы и представлены собранию вместе с цепями, которые они сбросили с себя, но остальным удалось бежать 32 .
В 527 г. магистраты и народное собрание Урука обсуждали дело о коллективном отказе рыбаков платить десятину храму Эанне за ловлю рыбы в каналах на урукской территории. Рыбаки при этом избили и заковали в цепи храмовых чиновников. Власти не рискнули прибегнуть к репрессиям и предпочли договориться с рыбаками, удовлетворив их претензии 33 .
А вот как выглядели обычные «аграрные беспорядки» в том же Уруке.
Руководитель работ Бэл-убаллит сообщил храмовым властям печальную весть: ширку, которых прислали к нему, захватили запасы одежды и провианта, убили десятника и бежали из селения Ибулу; погоня за ними — дело безнадежное 34 .
Кондуктор Киненайя жаловался властям храма Эанны: «Мушаллим-Мардук, явившись в ду'узу, выбросил меня, выгнал меня с поля, заявив: «Кто такой первосвященник Эанны? Это мое собственное поле! Да ведает бог Набу, они (т. е власти Эанны) отняли у меня царский закром, отняли у меня все, что было. Кто отдал это поле богине Бэлит Урукской? Первосвященник творит надо мной всяческие насилия». После этого он собрал и унес виноград. Я говорю ему: «Первосвященник увидит. Зачем ты собираешь этот виноград без разрешения первосвященника?» Тогда он избил меня, переломал мне ребра, на ночь и на целый день бросил меня валяться головой на улицу…» 35
Вавилонское общество VI в. до н. э. было больным обществом, и болезнь его называлась кризисом античного способа производства. Ее главный симптом выражался в разложении и вырождении античной формы собственности. Равенство граждан, самостоятельно обеспечивавших свое существование, собственный труд граждан как условие дальнейшего существования их собственности исчезали под воздействием товарно-денежных отношений и имущественного расслоения внутри гражданства.
Собственность на средства производства все более и более концентрировалась в руках верхушки гражданства, а средние слои, социальная база античного строя, деградировали и размывались. Крупное землевладение и рабовладение росли за счет перераспределения собственности внутри общества, за счет разорения мелких собственников, за счет монополизации храмовой собственности в руках все более сокращавшейся численно кучки богачей. В то же время свободная беднота опускалась на дно, пополняла ряды храмовых рабов, оказывалась в числе эксплуатируемых. Классовая грань между свободной беднотой и рабами стиралась.
Разлагался и класс рабов. Среди них появляются богатые люди, которые из эксплуатируемых превращаются в эксплуататоров. Правда, этот процесс был менее заметен, чем разложение гражданства, но все же он давал себя знать. На смену характерному для здорового античного общества антагонизму между свободными и рабами приходит антагонизм между имущими и неимущими, типичный для античного общества эпохи кризиса.
Другим тревожным симптомом надвигавшегося кризиса являлся рост паразитизма и связанного с ним политического индифферентизма. Вавилонские богачи жили за счет ренты с земель и домов, дани и оброка с рабов, процентов с капитала, отданного в рост, храмовых доходов, созданных не их трудом. Они отрывались от производства, становились паразитами.