Тайны великих открытий
Шрифт:
Так как научиться создавать эту дорожку?
Для каждого вида восприятия эти ассоциации свои. Чаще всего человек использует зрительные ассоциации, информация хранится в глубинах памяти в виде "картинок". Но мозг себя страхует — и, прежде чем выводить из подсознания нужную ассоциацию, проверяет ее на дополнительном языке образов, обычно эмоциональном.
Поэтому для лучшего запоминания нужно создавать четкие зрительные и эмоциональные образы.
Не знаю, пытался ли читатель разобраться, как он вспоминает, но свой алгоритм вспоминания я могу отследить довольно ясно. Под центром мозга есть некая зона, в которой пребывает сознание. Когда я начинаю вспоминать, в зоне вокруг центра головы как бы напрягаются резиновые нити, и откуда-то из внешней части мозга "втягивается" информация
Это похоже на работу компьютера с его центральным процессором, который выставляет адрес информации на шину адреса, затем получает информацию по шине данных, сравнивает ее с содержимыхм так называемого "аккумулятора" и подает сигнал: совпадает ("приятно") или не совпадает ("неприятно"). В отличие от компьютера, правда, приятный и неприятный сигнал имеет множество нюансов, в соответствии с эмоциональным образом того, что я вспоминаю.
…Греческий поэт Симонид однажды отправился попировать с приятелями. Внезапно за ним прибежал посланник, и Симонид был вынужден покинуть друзей. Как только он переступил порог, сильный подземный толчок обрушил здание. Все друзья Симонида погибли. Трупы были так обезображены, что родственникам было трудно их опознать. И тогда Симонид начал вспоминать, где кто находился во время пира. Так, по месту, и был опознан каждый из погибших.
Позднее Симонид стал для запоминания объемной информации мысленно располагать ее в комнатах воображаемых домов. Позднее его метод получил распространение; технику запоминания информации при помощи определенных "опор" стали называть мнемотехникой.
Расцвет ораторского искусства привел и к расцвету мнемотехники. В Древней Греции и Древнем Риме не было принято выступать по записям. Во времена Цицерона по мнемотехнике уже существовала обширная литература. Мнемотехника была распространена и в Средние века. По Европе бродили странствующие мнемонисты, которые за небольшую плату могли превратить любого в ходячую энциклопедию.
Развитие книгоиздательства похоронило мнемотехнику. От многочисленных техник остались разве что самые нехитрые приемы, как, к примеру, знаменитая фраза: "Каждый охотник желает знать, где сидит фазан". И это печально. Усвоить можно было бы много больше и прочнее, если бы в учебнике давались нехитрые, в общем, мнемонические подсказки. Моя учительница русского языка снабдила нас целым набором мнемонических правил ("Надо писать "шёл", а не "шол"; когда вы идете, вы идете ножками; вот эти ножки и находятся на слове "шёл"). Учитель физики научил нас приему, по которому легче преобразовывать закон Ома. Мнемонические правила существуют, ими пользуются, но к этому относятся как к чему-то нелегальному, что не заслуживает того, чтобы быть написанным в учебниках и учтено в учебных программах. Я думаю, для иностранного языка такие "подсказки" просто необходимы, поскольку так или иначе каждому приходится их создавать.
Мало того, следует учить создавать мнемонические приемы. В своей книге "Интеллигентность и воля" немецкий психолог Э. Мейман рассказал, что он помнит о том, что моторные нервы входят в спинной мозг спереди только потому, что в словах "моторный" и "спереди" есть общая буква (в немецком языке). Если уж ученый, да к тому же психолог, прибегает к мнемонике, это должен уметь буквально каждый.
В книге "Звезды в ладонях" С. Иванов кратко описывает использование мнемонических приемов Шерешевским, который обладал уникальной памятью:
"Всякое слово вызывало у него наглядный образ, и он мысленно расставлял эти слова-образы по знакомой дороге. Если слов было немного, это была улица его родного Торжка, а если побольше московская улица Горького. Вот почему он одинаково легко воспроизводил любой ряд слов и в прямом, и в обратном порядке: он быстро шел по улице в любом направлении и вглядывался в подъезды и подворотни, куда он расставлял слова, пока их ему читали. Он мог "отвернуться " от слов хоть на пятнадцать лет, а потом повернуться к ним, и вот они стоят, где и стояли. Но иногда он пропускал одно или два слова. Заметив это, Лурия обрадовался: все-таки
Познакомившись со своей памятью, Щ. бросил службу в газете и стал профессиональным мнемонистом. Но вскоре ему пришлось раскаяться в своем решении. Публике не было дела до того, что шум в зале превращается у него в пар, что в спешке слова могут слиться с фоном, что иностранные слова, которые ему часто предлагали и которые он не знал, для подворотен не годились: их приходилось запоминать только по шероховатостям, по переливам красок. Голова у него разбаливалась от мешанины ощущений, и он принялся искать способ усовершенствовать свою мнемотехнику. Сочетания слов, которых он не понимал, он стал разлагать на такие части, чтобы они хоть чем-нибудь напоминали известные ему слова и становились наглядными образами. "Nel mezzo del camin di nostra vita mi ritvorai per una selva oscura", — кричали ему из публики первые строки "Божественной комедии": "Земную жизнь пройдя до половины, я очутился в сумрачном лесу". Он не знал итальянского, но в его голове уже были готовые образы: "nel" превратилось в балерину Невельскую, рядам с ней стоял скрипач ("mezzo" — что-то из музыки), далее шли папиросы "Дели", камин, рука, указывающая на дверь (di — иди!) и так далее. "Selva" становилась опереточной Сильвой, но так как она была все-таки не Сильвой, а Сельвой, то когда она танцевала, под ней ломались подмостки.
С трудом,но он освоил свои новые приемы и ухитрялся воспроизводить тексты на любам языке. Но они не желали покидать его память. Никогда прежде он не заботился, как бы чего не забыть. Теперь он только и мечтал научиться забывать — избавляться от всей чепухи, которой он занимался на предыдущем сеансе, и очищать свою память для последующих. Все толпилось перед его глазами, звучало в ушах, забивало нос и рот. По вечерам он стал записывать все слова и цифры — записывать, чтобы забыть. Это был единственный раз, когда он поступал как все люди. Мы ведь тоже записываем, чтобы забыть, а не чтобы помнить. Разница только в том, что мы записываем в свои блокноты и календари то, что должно пригодиться, но делаем это с тем же самым намерением — разгрузить свою память от мелочей и оставить в ней только одно: привычку заглядывать в свои записи".
К тому приему, что описал Лурия, я думаю, следует сделать несколько полезных добавлений. Мысленно расставить объекты вдоль знакомой улицы недостаточно. Вы можете вспомнить улицу, но не вспомнить объект запоминания, если нет привязки. Поэтому попытайтесь этот объект и то, что вы запоминаете, соединить одним действием. Пример из моей сегодняшней прогулки: я совместил ворота, мимо которых шел, со словом "технология". Ворота превратились в две Т-образные секции ("Т" — первая буква слова "технология"). Так я установил связь, но чтобы эта связь из слабой сделалась прочной, в эту связь надо добавить эмоций, и по возможности сильных. Я бью по мячу — верхняя перекладина ломается, получается две Т-образных фигуры. Мне больно от удара, очень больно, ой как больно, я скачу на одной ноге, сажусь, ко мне подбегают врачи, кладут на носилки…
Всё, вопрос с запоминанием закрыт. Я смело выбрасываю воображаемую картину из головы. Вспомнив, где япрогуливался, я без груда вспомню про "технологию".
Итак, алгоритм запоминания случайных мыслей, что приходят вам в голову на прогулке.
1) определите бросающийся в глаза объект, мимо которого вы проходите;
2) соедините единым действием то, о чем вы думаете, и этот объект;
3) переживите эмоциями; чем дольше будет длиться ваше действие и чем разнообразнее будут эмоции, тем лучше.