Тайны японского двора. Том 2
Шрифт:
Теперь в стране Восходящего солнца около тысячи периодических изданий, из которых больше половины выходят ежедневно.
Газеты так проникли в массу, что некоторые из них расходятся от 120 до 160 тысяч экземпляров.
Большим значением пользуются: либеральная газета «Майнитши шимбун» («Ежедневные новости»), принадлежащая г-ну Нюма, президенту парламента, затем еще такой же свободомыслящий орган — «Тшойя шимбун» («Парламентские и народные известия»), консервативный «Токио-Демпо» («Иеддосский телеграф»), который считается органом прежнего министра торговли генерала Тоши, наконец, радикальный
Хотя до приезда принцессы газеты, боясь строгой цензуры, упоминали о скандале лишь мельком, молва о нем распространилась повсюду.
Все знали, при какой трагической обстановке умер принц Коматсу.
Не ускользнуло от внимания печати и прибытие принцессы.
Во многих изданиях был помещен ее портрет и, хотя к этому не было прибавлено никаких комментариев, кроме указаний, что принцесса Хризанта — сестра принца Алешито Коматсу, умершего в Париже, тем не менее, во всех салонах вдруг заговорили о недавнем событии.
Магараджа, проезжая во дворец Коматсу, купил вечернее издание одной из многочисленных газет и невольно обратил внимание на крупный заголовок: «Благополучное возвращение принцессы Хризан-ты Коматсу».
Ему было неприятно, что Хризанта снова стала предметом общественного внимания, и потому, не доезжая до дворца, он повернул обратно на улицу Гинца, где помещалась редакция «Токио-Нитчи».
Редактор этого издания, доктор философии Оксфордского университета, был чистокровный японец.
Эта газета принадлежала акционерной компании, директором которой состоял Салишаде, исполнявший обязанности редактора. Это была весьма солидная личность и, как говорили, журнал был инспирирован лицами, близко стоявшими ко двору.
В Токио имеется клуб журналистов, и Салишаде уже несколько лет состоял его председателем.
Существовали наряду с «Токио-Нитчи» газеты совершенно противоположного лагеря, однако в вопросах международного характера почти все газеты прислушивались к мнению Салишаде.
Вот почему магараджа первым долгом явился к нему.
Салишаде, мужчина лет сорока пяти, поспешил навстречу.
— Я просил бы вас, редактор, повлиять на печать, — начал мага-аджа после обмена любезностями.
— В каком смысле? — спросил редактор.
— Горе семьи Коматсу и без того очень велико. Зачем же подливать масла в огонь, посвящая статьи несчастному случаю в Париже?
— Не поздно ли? — задумался редактор. — Передо мной двенадцать газет, напечатавших многое по этому поводу. Вот и портрет принцессы Хризанты. Оказывается, что телеграф еще вчера оповестил нас о предстоящем приезде.
Для магараджи это был тяжкий удар.
Редактор подал ему только что вышедшее вечернее издание, где на видном месте были напечатаны все подробности прибытия.
— В таком случае, — со вздохом проговорил магараджа, — я попрошу хоть немного унять словоохотливых фельетонистов.
— Это я могу сделать сегодня же в клубе, — сказал доктор Сали-шаде.
Магараджа поклонился.
LI. Барон и письмо
Барон всячески старался рассеять тоску. Дни казались ему нескончаемо длинными.
Когда наступала ночь, он удалялся на корму и проводил время, глядя в страшную хаотическую тьму. Эта тьма своей непроницаемостью всегда вызывала в душе его какой-то страх перед неизвестным будущим. Теперь перед ним лежал сфинкс завтрашнего дня. Что его ожидало? Радость или горе? Жизнь или смерть? Все это было так же темно, как и та хаотическая тьма, окружавшая горизонт, в которую он тщетно стремится проникнуть своим тревожным пытливым взором.
— Боже мой, что у меня сердце так бьется? — говорил он в глубоком волнении.
Барон, которого всегда интересовали исторические памятники древней старины, в данную минуту не думал о предстоящем зрелище, какое представляет знаменитый Порт-Саид.
Уже занималась заря и солнце своими красными лучами обагряло водную площадь. Вдали виднелись обелиски, легкий тропический туман окутывал дальний горизонт. Барон не смыкал глаз, все его существо было проникнуто одной мыслью скорее и скорее узнать что-нибудь об участи дорогой принцессы. Но вот наконец «Ричард III» подплывает к гавани.
По прибытии в Порт-Саид пассажиры поспешили осмотреть город.
Как только пароход оштвартовался, на палубу забрались арабы, торговцы фруктами и прохладительными напитками. Некоторые принесли коллекции открытых писем с видами северной Африки.
— Не прикажете ли? — назойливо пристал один из них, обращаясь к барону.
Но мысли барона витали далеко.
Он переносился в Париж, в Булонский лес с его чудной беседкой, где он впервые так страстно и так нежно целовал свою милую Хризанту.
Барон так углубился в эти воспоминания, что не замечал всего происходившего около него. Крики арабов, свистки, гудки пароходов, смех и возгласы матросов — все это утопало в волнах нахлынувших воспоминаний.
В эту минуту по трапу поднялся красивый шатен в громадной соломенной шляпе и легком фланелевом костюме.
То был мистер Бо, согласно обещанию, данному Хризанте, спешивший передать письмо барону.
Подойдя к капитану, беседовавшему с комиссаром, он спросил:
— Нет ли среди ваших пассажиров барона Эдмунда фон-дер-Шаффгаузена?
Капитан подозвал вахтенного.
— Отыщите барона фон-дер-Шафгаузена, его тут спрашивает этот джентльмен.
Вахтенный подвел мистера Бо к стоявшему в раздумье барону.
— Мне необходимо с вами переговорить, — промолвил шатен.
— К вашим услугам, — ответил барон, недоумевая.
Они прошли среди канатов и тюков к борту.
— Тут, кажется, никого нет. А потому позвольте вам вручить это письмо, только спрячьте его и прочитайте в своей каюте.
Барону достаточно было взглянуть на почерк, чтобы узнать автора.