Тайные фрегаты
Шрифт:
Иван шел следом за дедом Кондратом, нес сундучок с подарками. С любопытством смотрел по сторонам, дивился на одежды прохожих, особенно на женские наряды. В Новгороде иноземцы так разнообразно и пестро не одеваются, а женского пола в немецком платье совсем нет. Здесь дама идет, так половину улицы своими широкими юбками занимает, шея и грудь голые по самый край, а на голове наверчены ленты и цветы, да еще сверху прилажена шляпа с перьями!
У двери одного дома Иван встал как вкопанный. Увидел красный с золотом щит, а на нем страшную черную голову. Волосы курчавые, как шерсть на бараньем тулупе, выкаченные белые глаза, как вареные яйца, и толстые синие губы. Вспомнил
— Идем-идем, — поторопил его дед Кондрат, — в этом доме живут купцы, ведут торговлю с эфиопскими арапами или африканскими маврами. Ходят на кораблях к их берегам, привозят перец, сахар и другие заморские товары.
— Выгодна их торговля?
— Выгодна, но очень опасна. В Африку путь долгий и мало кто оттуда возвращается. Такое дело можно вести только сообща, поэтому они объединяются, договариваются о взаимной помощи. Запомни, что в торговом деле без товарищей трудно. Вот мы и пришли к Василию, сыну Сафронову, в свое время он очень мне помог!
Остановились перед крытым черепицей узким двухэтажным домом, над дверью покачивалась вырезанная из меди лиса. Дверь вела в освещенную единственным окном лавку, где на стенах были развешены связки шкур белок, лис, бобров. Хозяин, с короткой бородкой, в немецком кафтане, черных узких панталонах, белых чулках и башмаках, ничем не отличался от местных жителей. Гостей встретил приветливо, по винтовой лесенке провел на жилую половину, где на полках красовались оловянные блюда и кубки, фаянсовые тарелки с синими узорами. Слуга подал пиво и свинину с пряной капустой, а к ним ломтики серого сладкого хлеба и какие-то желтоватые клубни, по вкусу напомнившие вареную репу.
— Это картофель, или земляные яблоки, — пояснил хозяин. — Недавно испанцы завезли его из-за океана, и теперь в Германии и Франции из этих плодов делают каши и салаты, пекут лепешки.
— Вижу ты, Вася, совсем онемечился, — проворчал дед Кондрат, увидевши такое угощение. — В доме образов нет, на стенах картинки с немецкими городами и кораблями.
— Так они радуют глаз, напоминают про былые походы. А родительское благословление в спальне, подальше от чужих глаз висит! Мне за этим столом разных людей приходится угощать…, — хозяин с ласковой улыбкой обратился к Ивану. — Вы, юноша, пряничка отведайте. Такие в городе Нюренберге пекут.
— Василий! Да разве я к тебе чужого человека привел бы! — обиделся дед Кондрат. — Это внук Степана Ерофеева, которого в Стокгольме на таможне мытарили, а потом его ладью на камни выбросило. Юноша верный, хочет мир повидать, при нем можно вести разговор.
— Степана помню, он тогда жил у меня.
— Ох, прости друг! Твои немецкие картошки чуть память не отшибли! Прими наш подарок — клыки моржовые с Новой Земли и малахит с Урала. Ваня, подай-ка сундучок!
— Подарки знатные, таких во всей Европе нет! — хозяин еще раз внимательно взглянул на Ивана. — Это хорошо, что молодые нашим путем идут. Им будет полегче. Наш молодой государь сейчас из Голландии в Англию подался, на верфях с топором в руках работает, арсеналы и мануфактуры осматривает. Боярских и дворянских детей с собой взял, заставил ремесла изучать.
— На все царская воля, но не очень господа на полезную работу охочи!
— Главное начать! Родовитые по вотчинам разбегутся, а худородные да смекалистые в дело и пойдут. Пора научиться самим своим добром распоряжаться, а иначе иноземцы нас сомнут. В Смутное время уже пробовали Русь на куски разорвать. Мы тогда едва отбились, но за прошедшие годы они
— Ох, ленивы мы и неповоротливы, — тяжело вздохнул дед Кондрат.
— В этом, Кондратий, я с тобой не согласен, — возразил хозяин. — Дураков и лентяев везде хватает, только часто мы сами себя оговариваем и повторяем чужие слова. Их нам говорят с умыслом, чтоб не очень верили в свои силы. Повторяют их и чужеземным холопам, чтоб они нас не боялись. Однако ученые люди, которые не с толпой речь ведут, а дают советы государям, те мыслят иначе…
С этими словами Василий подошел к одной из стенных полок и отодвинул прикрывавшую ее парчовую занавеску. Открылись книжные корешки тисненной кожи, но он достал лишь тонкую тетрадь, из которой вынул пару листов.
— Вот шведский торговый агент Иохан де Родес после своего пребывания в Москве доносит, что пришел в изумление от деловой хватки ее жителей. Своих начальников в Стокгольме он уверяет в том, что в торговле и ремеслах русские гораздо усерднее, чем остальные народы. Но тут же он дает совет — в интересах шведской короны надо жестоко контролировать всю торговлю Московии через балтийские порты… А недавно немецкий путешественник Кильбургер посетил российскую столицу и другие города. Он указывает на высокие деловые качества их жителей и не без удивления замечает, что если в Европе дворяне считают ниже своего достоинства заниматься торговлей, то в Московии в сделках принимают участие даже высокородные бояре!
— Верно пишет немец! — радостно встрепенулся дед Кондрат. Чужая похвала, хотя и сказанная не для всех, пришлась ему по сердцу. — Сам великий государь ведает торговыми делами! Как только в чужих странах на какой-нибудь товар российский поднимается спрос, казна сразу же скупает все его запасы по низкой цене, а потом продает по высокой. Лен, пенька, строевой лес, а с недавних пор и говяжий жир — ничего нельзя продать мимо казны. Она со всего имеет доход!
— Сам знаешь, не всякому купцу позволено с иностранцами торговать. Это если по мелочи, да не казенным товаром, то еще разрешат. А в остальном — только для именитых гостей, да тех, кто состоит в гостиной и суконной сотнях. Так что торговцев, которые на Руси ворочают больше чем тысячей рублей, наберется не больше трех сотен.
— Так я их хоромы и склады видел на Москве в Китай-городе. По Никольской да по Ильинке стоят. Все каменные, ворота железные, окна не слюдяные, стеклянные и в два ряда! Не хуже боярских дворов! Ух, веселое у тебя, Василий, пиво! А ты, Ваня, воздержись, пей квасок, — дед приложился к кружке и, отряхнув пену с усов, продолжал. — Уж на что у нас, в Великом Новгороде, торгуют, но в Москве полное раздолье. Говорят, в ней устроено сто пятьдесят торговых рядов и в каждом особый товар — русский, иноземный, меховой, шелковый, медный… Лавки стоят словно улицы, с переулками и перекрестками. Ну а всяких лоточников и коробейников, что торгуют в разнос, и не счесть. На одной только Красной площади они тысячами стоят. Вот какой мы торговый народ!
— Помню, через эту площадь я в Кремль едва протолкался, — усмехнулся хозяин. — Хорошо, что в провожатые дали стрельцов, иначе бы все карманы обчистили. А при мне была важная грамотка.
— Так на Красной площади сами же стрельцы и держат торг! Им разрешено заниматься ремеслом, а пошлин не платить. Вот и посылают своих родных и знакомых, чтобы те сбывали товар с лотков.
— Я, Кондратий, в Москве бываю редко, но замечал, что большинство там торгует по-малости и оборот у них небольшой. Многие, как я слышал, стараются прибыль припрятать, а не вложить в расширение дела.