Тайные тропы
Шрифт:
— Вы очень молоды и очень горячи. Я не могу вас понять.
— И никогда не поймете. Есть вещи, недоступные вашему пониманию.
Следователю начала надоедать роль уговаривающего, но он сделал еще одну попытку:
— Когда же господин русский поймет наконец, что правдивые ответы дадут ему не только освобождение, но и нечто большее! Есть у вас умные люди, которые предпочитают…
— Это не советские люди, — перебил его Леонид.
— Хм! Вы очень самоуверенны. Я предполагал… Раздался телефонный звонок. Следователь подошел к аппарату и
— Да, есть… Да-да…
Он положил на место трубку и, вызвав из коридора двух солдат, торопливо покинул комнату…
Начальник гестапо Гунке, высокий, подчеркнуто прямой, гладко выбритый, метался по своему кабинету. С тех пор как в стены его учреждения попал Леонид Изволин, Гунке не находил себе места.
Следователь Хлюстке, который первым допрашивал Изволина, стоял перед начальником, вытянув по швам руки.
— Вам бы только с громилами возиться! — неистовствовал Гунке. — Настоящий преступник способен водить вас за нос. Чорт знает что получается! Взяли человека с кличками, связями, паролями, рацией, взрывчаткой, оружием — и до сих пор не знаем, кто он такой! Позор! За такую работу с нас шкуру спустят. И правильно сделают… Ну, а вы? — Он резко повернулся ко второму следователю. — Вы, кажется, претендуете на звание опытного детектива. Как у вас?
Второй следователь растерянно развел руками.
— Фамилию узнали? — допытывался Гунке. — Я уже не прошу о большем…
— Нет.
— А что узнали?
— Ничего.
Гунке закусил нижнюю губу и снова зашагал по кабинету. Левая щека его подергивалась.
— Где ваш хваленый метод? Вы болтали всем и всюду, что можете очень быстро устанавливать с арестованными психологический контакт. Где этот контакт?
— Я только начал с ним работать, — оправдывался гестаповец.
— И сколько вам потребуется времени, чтобы дойти до конца?
— Это на редкость упрямый арестованный…
— Вы знаете, чего я требую от вас, и должны добиться этого. — Гунке стукнул кулаком по столу. — Вам за это деньги платят! Будете ли душить, грызть, жечь — меня это не касается. Вы обязаны развязать ему язык, иначе… иначе в течение двух суток вы оба окажетесь на передовой! Идите!
…В этот раз допрос длился несколько часов. Избитого Изволина снова оттащили в темную камеру. Сквозь проблески сознания Леонид чувствовал, как ему кололи руку повыше локтя и впрыскивали что-то под кожу. Очнулся он уже от холода.
В эти часы томительного одиночества Леонид ясно представил себе не только то, что его ожидает, но и то, что он должен сделать. Все личное, мелочное ушло на задний план. Родилось чувство, побеждающее и страх, и боль, и смерть. Когда юношу снова повели на допрос, к самому Гунке, лицо его выражало спокойствие и упорство.
Два битых часа издевался над Леонидом взбешенный до предела Гунке.
И снова, полуживого, юношу погнали в каменную могилу, где он должен был ждать очередных пыток.
Леонид понимал, что гестаповцы своими изощренными пытками способны довести его до состояния невменяемости.
Увидев перила лестницы, Леонид почувствовал волнующий прилив сил и смело зашагал вперед. Когда один из солдат хотел остановить Леонида, юноша ударил его головой в лицо и бросился на верхний, третий этаж. Бежать мешали скованные стальными кольцами руки. На лестничной площадке третьего этажа один из солдат, настигнув пленника, дал по нему три выстрела кряду.
Почувствовав смертельную боль, Леонид повис на перилах и слабо улыбнулся.
— Вот и все… Этого я и хотел, — прошептал он одними губами.
Тело его накренилось, вздрогнуло и рухнуло вниз.
Снег стал пористым, темнел и оседал. По утрам его поедали густые белесые туманы, а днем изводило солнце.
На голых ветвях деревьев с криком громоздились галки, шумно обсуждая свои весенние птичьи дела. Лес за городом потемнел.
Пасмурными сумерками открытый гроб с телом Леонида, грубо сколоченный из необтесанных досок, был выставлен под охраной гестаповца на городской площади, около церковной ограды.
В изголовье воткнули деревянную жердь с фанерной дощечкой, на которой крупными буквами было написано:
«Опознавшим умершего разрешается взять и похоронить его с соответствующими почестями».
Это была последняя уловка гестаповцев, рассчитанная на то, что кто-либо признает Леонида и тем самым поможет размотать весь клубок.
А через несколько часов, ночью, патриоты по приказу «Грозного» пробрались на площадь, убрали охранника-гестаповца и выкрали тело товарища. Юношу похоронили в лесу, на живописной открытой поляне, на берегу небольшой речушки.
На следующее утро горожане, пришедшие на площадь, увидели курган из черной свежей земли и гроб с телом охранника.
Над курганом виднелась палка с дощечкой. На дощечке была свежая надпись:
«Здесь похоронен герой-патриот, замученный фашистами. Имя его скоро будет знать вся страна. Смерть фашистским мерзавцам!»
Немецкая администрация всполошилась. Когда был увезен труп охранника, гестаповцы принялись разрывать могилу в надежде извлечь оттуда труп Леонида, но закончить работу им не пришлось: грохнул взрыв. Двоих гестаповцев разорвало, третьего ранило: Леонид Изволин, мертвый, продолжал мстить врагам.
23
Наступила весна. Снег остался лишь в оврагах, глубоких распадках, в местах, закрытых тенью высоких зданий. Теплый восточный ветер разводил утренние туманы, гнал по небу большие, похожие на мыльную пену облака. От земли струился и полз понизу пар. Бурно прибывающая вода до краев заполнила русло реки. Наконец лед взломался и с шумом понесся по реке.
Возбужденные горожане толпились на берегу. Казалось, что вместе со льдом река уносит и человеческое горе, тяжелое и холодное.