Тайные тропы
Шрифт:
— Ко мне! Ко мне! — тянул он друзей за руки. — Знать ничего не хочу! Теперь не выкрутитесь.
В комнате никого не было. Тряскин, натыкаясь на мебель, с трудом добрался до буфета и стал шарить по полкам. Наконец он обнаружил бутылку водки и поставил ее на стол. Потом на столе появились куски засохшего хлеба и квашеная капуста. Хозяин усадил гостей на стулья и объявил:
— Выпьем!
Однако не оказалось рюмок, и Тряскин снова полез в буфет. На этот раз ноги его подвели: он споткнулся и уронил рюмки. Со звоном разлетелись по полу осколки.
— Чорт с ними! — Достав стаканы, он трясущейся рукой
Он подпер голову руками и на мгновение умолк.
— А мы? А мы что будем делать? — Тряскин замотал головой, будто хотел сбросить одолевший его хмель. — Хотя вам что, вы одинокие, а вот мне каково? А? Жена, Варька, имущества полон дом — куда податься? Ха-ха-ха! — закатился он. — Выслужился, выстарался, шею гнул — и догнулся! Влез в хомут и не вылезу… Тьфу, дурак! — Тряскин сплюнул. — Знать бы заранее… Да разве узнаешь! Ведь сила какая была! Диву давались… До Волги шагали, и все — тьфу! Комендант сегодня говорил, что отступать дальше не будут, а сам торопит меня ящики сколачивать… Сволочь! О своей шкуре печется… Петля… Всем петля!
Он опрокинул в рот стакан и залпом выпил. Пользуясь тем, что Тряскин впал в пьяное забытье, друзья покинули дом.
В эту ночь впервые под домом Юргенса заработала запасная радиостанция подпольщиков, находившаяся на консервации.
Потоком шли на Большую землю разведывательные данные, добытые Ожогиным, Грязновым и другими патриотами города. Радистом был Швидков — совладелец пекарни.
24
В застекленное окошко над дверями в комнату золотистой полоской лился утренний свет. Полоска двигалась с предмета на предмет: со стула, покрытого брезентом, на рабочий стол, с него — на стену, на кровать, на спящего Василия. Скоро она дойдет и до него, Игорька.
Игорек быстро слез с кровати, бесшумно оделся, вышел на улицу и зажмурился.
Яркие лучи солнца слепили глаза. Игорек закинул голову: далеко в небе одинокое облачко, гонимое ветром, плыло на восток, меняя формы. Оно превращалось то в барашка, то в гуся, то в человека. Игорек долго провожал облачко взглядом, пока оно не растворилось в синеве неба.
Потом его внимание привлек птичий гомон. Игорек повернулся. На уцелевших, тянувшихся вдоль тротуара серебристых тополях гнездились беспокойные грачи. Почки на ветвях тополей уже округлились, набухли — вот-вот начнут лопаться.
Увидев шагающих по противоположной стороне улицы гитлеровских солдат, Игорек вспомнил, что ему пора приступать к делу.
Он вернулся в свою каморку под лестничной клеткой. Василий уже проснулся и сидел на койке.
Игорек надел нищенские лохмотья и повесил через плечо котомку.
— Уже уходишь? — спросил Василий.
— Да, надо идти, — коротко ответил Игорек. — На обратном пути зайду к Пелагее Стратоновне.
— Ладно, — сказал Василий, — тебе виднее. Сегодня утром предстояло явиться к «Грозному» за запиской для Швидкова. Никто из близких Игорьку людей никогда не посвящал мальчика в дела подпольщиков, но наблюдательный паренек многое понимал сам. Он
… Вот и набережная. Подсохла уже под горячими лучами весеннего солнца незамощенная улица, поднялась вода в реке от дождей и стаявшего снега.
Нет, нельзя не пойти на берег и не поглядеть на широкое речное приволье!
Игорек прикрыл ладонью глаза от солнца, всмотрелся в мутноватый речной плес, в противоположный берег и вспомнил слова Пелагеи Стратоновны: «На реке-то лед ушел с водой, а на сердце людей остался».
Ничего, скоро и этот лед уйдет!..
Шагая по набережной, Игорек не услышал, а скорее почувствовал, что кто-то неотступно следует за ним по пятам. Хотелось оглянуться и посмотреть — кто, но мальчик сдержал желание. Идти прямо к «Грозному» было нельзя.
— Подайте кусочек хлебца сироте! — жалобным голосом, нараспев произнес Игорек, постучав в первую попавшуюся дверь.
Он прождал с минуту и, получив в руки заплесневелую корку, направился к соседнему дому.
— Подайте кусочек хлебца! — вновь раздался его плачущий голос.
Кладя подаяние в котомку и слегка повернув голову, Игорек успел заметить, что по тротуару медленной походкой, заложив руки в карманы пальто, идет неизвестный.
Как быть? Миновать дом «Грозного» или постучаться? Если он пройдет мимо, то тому, кто наблюдает за ним, это может показаться подозрительным. Если же он постучит и жена «Грозного» передаст ему с хлебом записку, будет еще хуже.
Дом «Грозного» был уже совсем рядом, когда неизвестный, приблизившись, позвал:
— Мальчик, а мальчик!
Не отозваться было нельзя. Игорек повернулся, изобразив на лице страдальческую мину, и увидел полного мужчину небольшого роста, с расплывшимися чертами лица, с мягким, женским подбородком. Маленькими влажными глазами, тонувшими в щеках, он ласково смотрел на Игорька.
— Вы меня? — спросил мальчик.
— Ну конечно, тебя, — ответил незнакомец и склонил голову набок.
«Видел я его когда-нибудь или не видел? — напряженно думал Игорек. — Нет, кажется, не видел».
— Я вам нужен? — решился он задать вопрос.
— Много насобирал? — в свою очередь, участливо спросил незнакомец.
Игорек отрицательно помотал головой и, раздвинув края котомки, показал ее содержимое.
— И всегда так? — продолжал интересоваться незнакомец.
— Какой день выпадет… Да и улицы разные, смотря кто живет. Здесь, на набережной, плохо. Есть такие, что и дверь не откроют, ругаются, — уже смелее заговорил мальчик.
Незнакомец слушал и участливо качал головой. «Что ему надо?» — с тоской подумал Игорек и, осмелев, спросил:
— Можно идти?
— Нет. Шагай за мной. Я тебе помогу, и ты не станешь больше побираться. И ругать тебя никто не будет. Иди и не теряй меня из виду. Не бойся, не скушаю тебя. Я человек хороший. Шагай! — И незнакомец, не оборачиваясь, пошел вперед.
Игорек несколько мгновений стоял в нерешительности: идти или не идти? Если этот мужчина следил за ним, то уйти не удастся, он догонит. Может быть, он даже знает местожительство Игорька…
Внешний вид незнакомца как будто не вызывал у мальчика подозрений, да и говорил он с подкупающей искренностью.