Тайные учения Тибета (сборник)
Шрифт:
Мудрый знаток доктрины «Прямого Пути» практикует это «сочетание» противоположных сил, даже когда уступает своим страстям — для того, чтобы провести духовный эксперимент или просто позволить себе некоторое низшее удовольствие, типа мести или похоти.
В последнем случае цель налджорпы заключается в том, чтобы избежать, частично или полностью, вредных последствий его злых дел.
Такой способ умело грешить не может не показаться многим из моих читателей странным, даже отвратительным, но ведь речь идет о людях, которые, вместо того чтобы видеть перед собой заповеди Бога, по образу и подобию коего они читают себя сотворенными, признают только закон причины и следствия с его разнообразными комбинациями
Возможно, философы Тибета сами создали эти идеи, а может быть, они позаимствовали их из Индии. Как бы то ни было, образованная Индия придерживается точно таких же концепций, которые мы можем видеть в известной работе, озаглавленной «Вопросы царя Милинды».
Вот фрагмент, о котором идет речь. Царь спросил Нагасену, известного буддистского философа: «У кого недостаток больше — у того, кто грешит сознательно, или у того, кто грешит по неосторожности?»
«У того, кто грешит по неосторожности, о царь, недостаток больше».
«Но в этом случае, почтенный господин, мы должны вдвойне наказать любого нашего родственника или придворного, которые неумышленно поступает дурно».
«А как вы думаете, о царь? Если человек преднамеренно схватился за раскаленный металл, а другой схватился за него неумышленно, кто из них получил бы больший ожог?»
«Тот, кто не знал, что он сделал».
«Это то же самое, как если бы человек совершил дурной поступок».
Этот эпизод отлично подходит для иллюстрации значения термина «недостаток» в буддистском понимании. Мы не проявляем неповиновение божественному Создателю, который судит нас, имея при этом чувства, похожие на наши собственные. Конечно, он, как король, будет иметь серьезные основания для того, чтобы проявить снисходительность к человеку, который подводит его по неосторожности, но пример, приведенный царем, не распространяется на обсуждаемый вопрос, и именно поэтому Нагасена возражает ему своим примером.
Человек, который знает, что он вот-вот коснется куска раскаленного металла, сможет принять некие меры, которые, возможно, помогут ему смягчить последствия контакта между человеческим телом и раскаленным железом. Он погрузит руку в воду, обернет руку пропитанной водой тканью или будет использовать какое-то другое приспособление. Ничего не подозревающий человек приложит руку к горячему металлу, не предусмотрев никакой меры предосторожности, и в результате жестоко пострадает.
Так что для определенных пороков морального характера существуют противоядия, способные смягчить их злые последствия. Посвященный, который был предупрежден, скорее всего обязательно использует их.
При проповедовании подобных теорий жители Тибета выказывают глубокую веру в этот прозорливый навык, который дал начало очень характерной пословице: «Тот, кто знает, как действовать правильно, устроится удобно даже в аду». Все зависит от того, насколько легко ему удастся защитить себя от недостатков своей собственной природы.
По мнению тибетских философов, заурядный человек, которого захлестнули его собственные страсти, и он решил умалить достоинство моральных законов, установленных Мудрыми для человечества, — слеп и безумен [129] . Он покупает эфемерное удовольствие ценой длительного страдания.
129
Заурядный в смысле того, что человек глуп, несведущ. В этом смысле в тибетских работах часто используется термин «незрелый, ребяческий».
Естественно, мораль посвященного человека — это не то же самое, что мораль масс.
Хотя, по мнению тибетских отшельников, жесткие правила, применяемые без разбора при любых обстоятельствах, могут причинить
Однако просветленного человека это не касается. Его этика заключается в мудром выборе, он способен выбрать, что вредно, а что полезно, в зависимости от обстоятельств.
В доктрине «Мистического пути» нет ни Добра, ни Зла. Степень полезности действия является критерием его положения на шкале моральных ценностей. «Полезность» для налджорпы почти всегда имеет смысл совершенства, милосердия, помощи страдающим или уничтожения причины страдания.
Лгать может стать священной обязанностью, если идет речь о спасении жизни человека, преследуемого убийцами. Ограбить богатого скупца, чтобы накормить тех, кто умирает от голода, — ни в коем случае не зло. И если налджорпа предвидит, что он будет заключен в тюрьму или его побьют в результате его действий, и все же, несмотря на знание риска, которому он подвергается, совершает воровство из жалости к страдающим, тогда он — святой.
Интересно отметить тот факт, что подобные представления, которые многими будут расценены как подстрекающие к революции, являются основой многих древних буддистских историй, герои которых дают милостыню вещами, которые им не принадлежат.
Ламаисты признают, что даже убийство может быть добрым действием, но убийца должен руководствоваться причинами, полностью лишенными личного, корыстного интереса. Он не должен ненавидеть того, кого он хочет убить, и он должен быть способен преобразовать в благотворную силу злую энергию, которая сподвигает на действия того, кого он желает уничтожить. Если он не может сделать этого, он должен, совершая убийство, соединиться с тем, у кого есть подобная сила.
Именно это преобразование, которое в экзотерической и в обычной речи обычно описывается как «передача духа» убитого существа в обиталище счастья.
На этих теориях основываются хвалы, расточаемые в старых легендах ламам или героям, таким как Гесэр, убийца бесноватых гигантов [130] .
Один исторический факт — политическое убийство Лангдармы, осуществленное в девятом веке ламой, — ясно показывает точку зрения ламаистов по этому поводу.
130
Можно полагать, что те, кого легенды сделали демонами, скорее всего, в случае Гесэра, были вождями вражеских племен.
Король Лангдарма возвратился к древней религии Тибета; он защищал ее последователей и пытался искоренить в своей стране буддизм. Информацию об этом суверене мы можем почерпнуть только из ламаистских хроник. Он изображается в них как отвратительный, злобный преследователь, но, возможно, ламаистское духовенство, ставшее ныне жадным и честолюбивым, в основном не могло простить этому королю то, что он не допускал покушения монахов на королевскую власть.
Однако убийство этого тибетского Юлиана Отступника даже сейчас расхваливается как доброе дело, и убийца на религиозной почве — важный персонаж «Мистерий» — спектаклей, которые играются и танцуются в монастырях. Для убийства своей жертвы лама не обращался за помощью к тайным средствам, что часто можно увидеть в отношении героев легенд. Он замаскировался под танцующего клоуна и отправился давать представление при дворе, чтобы заставить короля выйти на балкон. Как только король появился, переодетый танцор выстрелил в него стрелой, которую он спрятал в одном из широких рукавов. Затем он взлетел на коня, которого наготове держали для него сообщники.