Тайный агент императора. Чернышев против Наполеона
Шрифт:
Гортензия провела его туда и оставила одного. Ее глаза были сухи, и в них виделась такая решимость, которой не было, наверное, в тот вечер во взоре великого и бесстрашного Наполеона.
Она в тот день, должно быть, в который уже раз за последнее время поклялась продолжить его дело. Она передаст свою верность и свою убежденность Шарлю — любимому сыну. Сыну, которого, кстати, Луи не признавал, считая его неродным.
Немало мест сменит фанатически преданная Наполеону Гортензия, прежде чем вырастит и воспитает будущего правителя Франции. Она будет жить скромно, но себя посвятит сыну.
Однако здесь
Наши же персонажи в ранний рассветный час покидают Париж. В одной карете с Наполеоном — Савари. Да, тот самый герцог Ровиго, с коим мы давненько уже расстались и который пока не появлялся на страницах нашего романа. С ним мы еще будем иметь дело. Теперь он занят только одним — доставить императора на побережье, в порт Рошфор.
Всякое может случиться в пути. Помните, с какими предосторожностями увозили Шувалов и Каблуков императора после его первого отречения? Второе Наполеон подписал легко. Но с его уходом на сей раз, наоборот, не смирились парижане — толпы на многих улицах, наиболее решительные могут объявиться на дороге в любой час, и тогда не избежать совершенно ненужных теперь осложнений.
И все же Наполеон велит остановиться у Триумфальной арки, еще не законченной. Она сооружается в честь побед Франции, а значит, в его честь. Он должен в последний раз пройти под ее сводами вместе со своими боевыми товарищами. После этого можно гнать во весь дух, чтобы успеть на ожидающий его фрегат.
Капитан фрегата докладывает, что к отплытию все готово, но выход из гавани охраняет английская эскадра. Вот оно, порождение блокады, которую он установил сам во дни своего могущества, и ныне обернувшегося против него самого.
На борт «Беллерофона», флагманского судна вражеской эскадры, для переговоров поднимается Савари.
— Наполеон навсегда покидает Францию, — говорит он командиру корабля. — Император направляется в Америку, чтобы начать там спокойную жизнь частного лица. К примеру, фермера. Он станет выращивать кукурузу, апельсины и цветы.
— Если все так, как вы говорите, генерал, то почему бывшему императору самому не обратиться с официальным заявлением к моему правительству? — возражает командир. — Наполеон мог бы, наверное, найти убежище и у нас, в Англии. Однако, какие гарантии, кроме вашего, генерал, честного слова, вы можете дать, что не повторится история, которой закончилось пребывание императора на острове Эльба?
Свита перебирается на островок Экс в самом устье реки Жиронды, от которого рукою подать до Атлантики. Рождается замысел: ночью один из французских фрегатов завяжет бой с англичанами, а в это время другой фрегат с императором на борту покинет гавань.
Операцию одобряют генералы и офицеры, сопровождающие Наполеона. В том числе Савари, у которого свои причины покинуть Францию вместе с императором.
Не одобряет задуманного лишь Наполеон. Не ему бежать украдкою, как поступают преступники. Он уже отказался от предложения Жозефа воспользоваться его бумагами, чтобы уехать в Америку. Братья очень похожи, и уловка наверняка бы удалась. Только и это он отверг. Он хотел совершить свой отъезд открыто и достойно. А если не вышло, он отдаст себя на милость победителей.
Он снова отсылает Савари к
Чернышев выполняет обещание, данное Наполеону
— А ну, посторонись-ка, дядя. Экой ты — всю дорогу загородил своею орудиею! Аль от Бонапарты оборону собрался держать? Да он нынче далече. Только пятками посверкивает — такую деру дает, — объезжая артиллеристов, расположившихся лагерем на берегу Рейна, поддел старого солдата молодой языкастый казак.
— Оно и видно, что ты его догонять собрался, — огрызнулся видавший виды пушкарь.
— Да за каким Бонапартом им, казачкам, торопиться? Небось еще в прошлом годе оставили они там, в Парижу, молоденьких паненок. Вот к ним и бегут таперя, чтобы, значится, аглицкие солдаты их зазноб не переманили, — вступил в разговор другой артиллерист, видать, тоже остряк, как и языкастый казачок.
— Дура! — перебил его кто-то из сидевших вокруг пушки. — Сразу видать, что сам-то ты в Парижу не бывал. У них там мамзели, а не паненки! Верно я гуторю, казачки? Али вам все едино, как их называть, лишь бы баба — бабой была? Одначе нос свой не очень-то задирайте. У нас — глянь — что за орудия! Как наведем — ни одна мамзель не устоит.
Дружный и плотный гогот пушкарей раздался в ответ. Но и казаки не остались в долгу.
— Давай, знай себе балагурь, пушкари! — обдавая артиллеристов облаком пыли, рванул мимо них на резвом скакуне пожилой казак, должно быть, унтер, поскольку за ним следом понеслось с полсотни конных. — Вашей орудией старых баб пугать. А мамзелей наши хлопцы — в седло и на Дон!
У переправы уже скопилось несколько сот, а то и тысяч казаков, когда к ним подъехал картинно сидевший в седле генерал.
— Гляди, никак енерал Чернышев! — загалдели наперебой сидевшие возле пушки. — Главный царев адъютант. А коли он здеся, значит, быть настоящему делу. Вот те крест — вперед следом за казаками пойдем!
Солдат, он все верно чует. Еще приказ из штабов не дошел до полков, а уже молва донесла: вон энтой ложбинкою выйдем неприятелю в хвост или, наоборот, на том вон бугре зачнем возводить редуты.
И на сей раз солдатская правда не подвела. Отряд Чернышева уходил через Рейн вперед, чтобы разведать пути-дороги из германских земель во Францию, по которым русские корпуса могли бы пройти с наименьшими потерями.
После Ватерлоо французской армии, строго говоря, более не существовало. Но в городках и крепостях на пути к Парижу еще оставались гарнизоны. И на дорогах могли появляться отступающие, встреча с которыми не очень была желательна для армии, изрядно измотанной и боями, и мучительными переходами. Так что лучше наперед все проверить… А кто из русских генералов отменно знал все пути на французской земле, если не Чернышев, который за несколько лет службы в этой стране не один десяток раз пересек ее во все концы.