Тайный агент

Амирханова Алия Миннезагитовна

– Здесь крыса, откройте! Откройте!

Но как он не барабанил в дверь и не кричал, никто не отвечал. За дверью стояла тишина. "Боже мой, она меня покусает или того хуже сожрёт", - Степан продолжал в отчаяние барабанить. Крыса между тем продолжала сидеть под кроватью, что давало ему время на раздумья. "Надо что-то делать, как-то прогнать её. ... Под кроватью оставлять нельзя, оттуда она меня точно достанет...Но куда прогнать"?
– его мысли перебирали всевозможные варианты. Время от времени Степан возвращался к двери и стучал в неё. Он в растерянности смотрел по сторонам в надежде найти дырку, куда бы загнать крысу, но дырок помимо туалета не было. "Туда она вряд ли запрыгнет", - он отмёл этот вариант. "Нужна палка, но где её взять", - взгляд его стал скользить по окружающим вещам, от табурета, перейдя к кровати и дальше. Оглядев скудное убранство комнаты, его взгляд вновь вернулся к табурету. "Единственная деревянная вещь. Не пришлось мне на тебе посидеть", - он едва успел подумать, как увидел крысу, высунувшую вначале нос, а затем и всё тело из-под кровати. Крыса пристально смотрела на Степана. "Су..., бл.", - задрожав от страха, он схватил табурет и с силой швырнул его в животное. Крыса с визгом отскочила, а табурет с грохотом упал на пол. И тут крыса встала на задние лапы и заорала. Её маленькие глазки закрылись, зато открылся рот. Голос у неё был пронзительно громкий, как сирена. Она орала не менее минуты. Неожиданно крыса прервала крик и оскалив зубы, прыгнула на Степана. Отскочив назад, он всё же успел поднять с полу табурет и стал размахивать им. Маленькие размеры комнаты не позволяли ему убежать далеко. Он крутился вместе с крысой буквально на пятачке, потому требовалась большая сноровка им обоим, чтобы увернуться; крысе от ударов табуретки, Степану от укусов животного. Крыса, прыгая продолжала атаковать, рот у неё был приоткрыт, очевидно, чтобы успеть ухватиться за край одежды. Похоже, пока это была её единственная цель, потому как она лапками пару раз цеплялась за штанину Степана, но тому всякий раз удавалось смахнуть её ударом табуретки. Как умное животное крыса понимала важность оказаться на теле, ибо там ей будет достаточно доли секунды, чтобы вонзить свои стальные зубы в тело врага, именуемого человеком. Она, то отступала назад, то вновь наступала, ловко изворачиваясь от ударов. Степан кричал от страха не меньше крысы. Наконец ему удалось раздолбать табурет и у него в руках оказались две ножки, одна из которых была с гвоздём. Кое- как, загнав крысу в угол, он стал бить её ножкой с гвоздём. Неистово визжа, крыса, получая удары, всё же продолжала нападать. Если бы Степан со стороны наблюдал за крысой, то он был бы поражён её живучестью и смелостью. Минут двадцать продолжалась схватка человека и крысы, пока наконец-то он убил её. Ещё некоторое время, Степан стоял рядом с ней, готовый к новому удару и ждал. Нескоро он осознал, что крыса мертва, когда же пришло это понимание, то, сев на пол возле крысы он заплакал. Степан плакал от отчаянья, от безысходности положения в котором оказался, да и вообще от судьбы, которая была так безжалостна к нему. В какой-то момент ему захотелось умереть. Он смотрел на гвоздь, торчащий из ножки табурета и думал, что стоит ему провести им по вене на руке и всё закончится; не будет командира с перекошенным от злобы лицом, не будет изнурительных тренировок, страха быть избитым, ничего не будет. Он не заметил, как уснул, сидя на полу. Проснулся он, потому что замёрз. Ежась от холода, Степан встал и пересел на кровать. Одеяла не было." Сволочи могли бы одеяло дать", - подумал он, но тут в комнате включили свет и завыла сирена. Её звук напоминал какофонию. Через минуту подобное звучание стало уже невыносимым. Он сидел на пружине кровате, кое-как, укрывшись матрасом и ждал что будет дальше. Но ничего не происходило. Через некоторое время сирену выключили. Он, свернувшись калачиком лёг на кровать, поверх себя положил матрас. Кое-как, согревшись только уснул, как вновь завыла сирена. "Фашисты, уроды", - ругаясь, без сна Степан провёл всю ночь. Лишь под утро сирена отключилась, и измученный Стёпа провалился в сон. Он не услышал, как задвижка на входной двери шумно отодвинулась и дверь открылась. На пороге появился командир. Он осветил лицо Степана ярким светом мощного фонаря, который не мог не разбудить спящего. Степан в страхе вскочил с кровати. Луч света скользнул на пол, похоже командир там что-то искал. Увидев мёртвую крысу, он нисколько не удивился.

– Ну, что с боевым крещением, - довольно улыбаясь, командир обратился к Степану. - Убить голодную крысу, да ещё, загнанную в замкнутое пространство - это подвиг. Ты получил второе крещение кровью и обрёл реальное могущество. Я говорю серьёзно, теперь, тебе даже сам чёрт не страшен. Молодец! Всё. Свободен. Марш в столовую!

В недоумение Степан остался стоять, не веря своим ушам, ожидая подвоха.

– Ты, что приказа не слышал?
– голос командира устрашающе задрожал.

Оставаясь в растерянности, Степан всё же решил рискнуть и быстрым шагом направился к двери. Лишь, оказавшись за пределами карцера, он поверил в происходящее.

– Су...! Убью гад! Крысу - это он специально подкинул. Ненавижу...Убью..., - кулаки его сжимались в бессильной ярости. Желание отомстить затмевало разум. Он пошёл в сторону сараек, в надежде укрыться там и дождаться командира, чтобы напасть на него. Он весь дрожал. Схватив более увесистую деревяшку, Степан буквально прилип к щели в стене, высматривая командира. Но тот всё никак не появлялся. А мороз между тем крепчал, и он стал мёрзнуть. Вместе с теплотой тела постепенно уходила и разгорячённость души. Через некоторое время, Степан выбросил деревяшку и опустошённый сел прямо на снег. Осознание, что он не в силах противостоять, изменить что-либо, в сложившихся обстоятельствах, полностью сломило его. Он сидел, понуро опустив голову, и не знал, что делать. Убежать. Единственно, что приходило ему в голову, но как же паспорт? "Без документов далеко ли...Вернут и опять детдом. Ну нет уж! Туда ни за что! Лучше я потерплю эту су... и потом стану свободным контрактником. Заживу спокойно. Я эту гниду всё равно достану.... Дайте время". Затаив злость, Степан поднялся и пошёл в столовую. Ребята уже допивали компот, когда он показался в двери столовой. Командир тоже был здесь. Он сидел за своим столом и ел. " Гад, когда успел прошмыгнуть", - подумал он, бросив мимолётный взгляд на командира.

– Ого "честун"! Ты как никак на свободе. Давай к нам, - Степан не слушал выкрики ребят, взяв себе на поднос еду, он прошёл к своему столу....

Глава.

На следующий день с самого раннего утра медсестра Клава начала делать уборку в процедурном кабинете. Она от души налила в воду хлорки и беспощадно натирала этим раствором каждый предмет в кабинете.

– Клавдия Петровна, вы же только недавно делали генеральную уборку! Зачем же опять? Что же вы себя не жалеете, - Лёня хотел сказать и его, ибо от хлорки ужасно резало в глазах, но тактично промолчал.

– Миленький ты мой, в процедурном кабинете, должна быть стерильная чистота, - заботливо произнесла медсестра, и Лёня не нашёлся, что ответить на такой весьма внушительный довод, потому лишь, пожав плечами от удивления, прошёл в свою комнату на время уборки.

После обеда, в санчасть пожаловал сам командир. Лёня как раз был в процедурном кабинете. Командир вёл себя вызывающе, он без приглашения вошёл в кабинет и бесцеремонно стал рыскать по углам. Он заглядывал буквально в каждый уголок, принюхивался, брал в руки и внимательно рассматривал каждый предмет. Лёня сразу догадался, по какому поводу обыск, и чтобы не выдать себя, предпочёл, молча заниматься своими делами. Командир между тем, подошёл к штырю капельницы. Сердце Лёни замерло, он вспомнил звук разбившегося стекла, но не помнил, чтобы крышечка от бутылочки с рванными стеклянными краями, была им выброшена. Каково же было его облегчение, когда он увидел штырь с целой бутылкой.

" Клавдия Петровна, должно быть, поменяла, ай да умничка", - с радостью подумал он о медсестре. Командир заглянул и в контейнер для белья. И опять сердце Лёни замерло от страха. И там они, торопясь, забыли с Колей навести порядок. В контейнере могли быть капли крови на стенках. Но всё обошлось, похоже, и там было всё чисто.

– Что это у вас так хлоркой воняет?
– брезгливо сморщив нос, произнёс командир.

Лёня к этому времени сумел успокоиться и довольно сурово ответил.

– Вы находитесь в процедурном кабинете, где должна быть стерильная чистота, - повторил он слова медсестры. А потом осмелев и вовсе спросил:

– Что вы здесь ищете, товарищ командир?

Командир, как-то загадочно улыбаясь, вышел из кабинета. Сердце Лёни ушло в пятки, он нутром почувствовал неладное и оказался прав. Через пару секунд командир вернулся и, схватив Лёню за грудки, довольно произнёс.

– Слушай ты, сучёнок, на кого рот открыл. Я тебя гниду одним пальцем раздавлю. Не ответишь на мой вопрос, тут же убью. Что это? Чья это кровь!
– командир махал перед носом Лёни брюками, испачканными в крови.

– А, впрочем, можешь не отвечать. Я и без тебя знаю.

Несколько секунд Лёня молчал, понимая, что это конец, кровь на брюках была артиста. Испачканный кровью халат он постирал сразу, но впопыхах, спрятав брюки в угол за умывальник, надеясь постирать потом, забыл про них. Но спасение пришло неожиданно, он вдруг вспомнил, что в прачечную бельё ещё не сдавали и рубашка Коли, вся в крови, лежит в ящике для грязного белья. Грубо убрав руку командира, понимая, что уверенность в словах и действиях его спасение, Лёня вызывающе бросил.

– Это я у вас должен спросить, - и он уверенным шагом подошёл к ящику и достал грязную рубашку Коли.

Теперь он, размахивая перед командиром рубашкой, язвительно тихо произнёс.

– Что такое должно было произойти, чтобы один боец был нашпигован дробью, другой избит до полусмерти, и вдобавок, оба были брошены в мороз одни в лесу и как результат - у обоих обморожения. Я сам, был весь в крови, оказывая ребятам помощь.

Командир обескуражено смотрел на Лёню, не зная, что ответить. А Лёня между тем нападал.

– По какому праву вы тут устраиваете обыск?! Я буду вынужден написать начальнику на вас рапорт. Нет, даже два! Второй будет касаться превышения вами служебных обязанностей. Зря я в тот раз поверил вам и не дал ход, делу с разодранной кистью

Лицо командира выдавало всю ту палитру ненависти, которую тот испытывал к врачу, но не мог высказать. Казалось, он готов убить Лёню, так неистово сжимались его кулаки, чувствовалось, что он изо всех сил старается сдержаться. Лёня потом долго будет вспоминать те минуты, когда он, замерев от страха, всё же нашёл в себе силы, спокойно стоять и, не отводя взгляда, смотреть на командира. То ли под влиянием смелости врача, что доказывало его правоту, то ли по другой причине, но командир сумел обуздать свой гнев и уже спокойно спросил.