Тайный дневник да Винчи

Зурдо Давид

— Да, превосходный… — повторил Сен-Жюст, потрясенный коварством Робеспьера и пытаясь польстить его самолюбию, стараясь вновь завоевать расположение своего патрона.

— Следующий ход твой, Луи. Разыщи всех, кто упомянут в списке. — Робеспьер вытащил из внутреннего кармана сюртука сложенный пополам лист бумаги. — Но не арестовывай этих людей, пока я не отдам приказ. Пусть за ними незаметно следят. Нельзя допустить ни одного неверного шага. Если кто-то попытается сбежать, заподозрив неладное или почуяв опасность, его необходимо задержать и поместить в надежное место. Не стоит ничего предпринимать до приезда наследников. Я не хочу вспугнуть наших пташек раньше, чем они запутаются в силках.

Сен-Жюст

немедленно приступил к делу. Ему очень недоставало помощи Туссена Конруа, но по причинам исключительно практическим: шпион работал весьма эффективно. В остальном его смерть нисколько не опечалила Сен-Жюста. Список Робеспьера включал тринадцать фамилий. Две из них можно было вычеркнуть: Максимилиан Лотарингский уже находился в их руках, а добраться до Лафайета в настоящий момент не представлялось возможным. Третьим верховным руководителем ордена значился некий Амбруаз д’Аллен, адвокат. На полях Робеспьер пометил: д’Аллена найти не удается, — и приказывал держать его дом под наблюдением на случай, если юрист вдруг объявится.

Десять оставшихся имен принадлежали семи мужчинам и трем женщинам. Все они обладали определенным положением в обществе, однако большой известностью не пользовались. За исключением, пожалуй, актрисы, с триумфом выступавшей в Париже и пробудившей среди мужского населения (главным образом соблазнительными прелестями) большое смятение и возбуждение. Как и она, почти все жили в Париже, и только трое — за его пределами.

Всех ждала смерть. Как только поступит приказ об их аресте, их немедленно препроводят в командорство Приората, находившееся на площади Шатле рядом с мостом Пон-о-Шанж вблизи острова Иль-де-ля Сите. И там с ними разделаются. Робеспьер приготовил для них особую казнь.

Кале, север Франции, 1794 год

Море успокаивалось, хотя в последние часы плавания корабль попал в бурю, с сильным штормом и дождем. Четверо пассажиров — трое юношей и один взрослый — сошли с маленького суденышка, доставившего их к французским берегам из Англии, а точнее, из Дувра: наследники рода со своим опекуном-телохранителем. Их вызвал сам Максимилиан Лотарингский, Великий магистр Приората. В письме он потребовал прибыть во Францию инкогнито, не вызывая подозрений, поскольку положение пока не благоприятствовало открытому появлению, и затянувшаяся война с Англией также вынуждала соблюдать крайнюю осторожность. Однако им было твердо обещано: все готово для нанесения решающего удара с тем, чтобы реставрировать в стране монархию, вернув законное наследство принцу из династии Меровингов, древних французских королей.

Сен-Жюст узнал их тотчас, едва увидев на пристани. Он отступил в тень, где его ждал отряд национальной гвардии — десять вооруженных до зубов солдат, готовых по первому сигналу наброситься на наследников и их охрану.

Но все пошло наперекосяк. Какой-то всадник — крупный мужчина с лицом, скрытым под капюшоном плаща, — выскочил, словно из-под земли, размахивая здоровенными пистолетами, и предупредил путешественников об опасности. Какой безумец осмелился бросить вызов десятку закаленных вояк? Сен-Жюст не поставил бы ни одного шанса на то, что незнакомец сможет их одолеть, даже объединившись с юношами и сопровождающим. Но внезапно появившийся всадник вовсе не собирался воевать с отрядом Робеспьера.

Среди общего замешательства и выстрелов, зазвучавших с той и другой стороны, он ухитрился подвести четверых обреченных к ожидавшим их лошадям, готовым в любой момент пуститься в галоп. Через миг маленькая кавалькада умчалась вдаль на глазах оторопевшего Сен-Жюста. Растерянность сменилась

чувством бессилия, когда его взору открылась ужасная картина: лошади, в том числе и его собственный конь, с диким ржанием бились в агонии в лужах крови. Неведомый всадник стрелял не в солдат Сен-Жюста, а в их скакунов. Уцелевшие животные, обезумев от страха, обратились в бегство, оборвав поводья, которыми они были привязаны к столбам. Сен-Жюст потерпел поражение во второй раз и думал теперь только о том, какое изощренное наказание придумает ему гражданин Робеспьер, его патрон.

Никто не заметил — ни Сен-Жюст, ни закутанный в плащ незнакомец, ни охранник наследников рода, ни сами юноши, что еще один всадник пустился за беглецами вдогонку. Правда, он благоразумно держался на приличном расстоянии. Он не стремился их поймать, а только проследить и выяснить, куда они направлялись.

Это был младший брат Туссена Конруа. Звали его Жак. Робеспьер знал: хитростью он ничуть не уступает брату. К тому же смерть старшего Конруа и обстоятельства, повлекшие ее за собой, заставят его из кожи вон вылезти, лишь бы выполнить задание. Жак Конруа не отставал от Туссена и во многом другом: такой же безжалостный и бессердечный хладнокровный мерзавец. В нем не нужно было разжигать жажду мести, ее и так хватало с избытком. Он проигрывал брату только отсутствием терпения. С другой стороны, Жак превосходил Туссена бесстрашием, компенсируя тем самым свой маленький недостаток.

Дюнкерк, север Франции, 1794 год

Четверо беглецов и храбрец, вырвавший их из лап Робеспьера, прибыли в старинную церковь Сен-Элуа, где их дожидался священник. Не спешиваясь, они сразу проехали на задний двор. Ворота закрылись за ними, и они исчезли, как призраки. Их следы были стерты, словно их и не существовало никогда.

Только один человек знал, что беглецы находятся в Дюнкерке — Жак Конруа.

Медлить было нельзя. Младший Конруа считал: беглецы наверняка переночуют в церкви и только рано утром двинутся в путь в сторону границы с Фландрией. Поэтому он задержался у церкви всего на несколько минут. Он предполагал поднять по тревоге солдат ближайшего гарнизона. Конруа располагал пропусками и официальными документами с печатью самого Робеспьера, так что ему без колебаний окажут необходимое содействие.

Судьба и удача вступили в единоборство той ночью, и ни одна из сторон не одержала полной победы. Конруа вернулся в сопровождении двух десятков солдат, но предполагаемые потомки Христа уже уехали вместе с опекуном, оберегавшим их в Англии. Они вовсе не собирались оставаться на ночь в церкви, как воображал Конруа. Торопливость и самомнение Конруа, убежденного, что он никогда не ошибается в оценке ситуации, привели к тому, что в Сен-Элуа он застал только храбреца в капюшоне, отличившегося на пристани в Кале и сделавшего посмешище из Луи де Сен-Жюста.

Он молился в одиночестве, когда появились солдаты. Он служил приходским священником той церкви и потому не покинул ее, невзирая на смертельный риск, как капитан, кому долг и совесть не позволяют сбежать с тонущего корабля. Но святого отца удерживала еще одна причина, более веская. Дав обет защищать истинных наследников крови Христа, он стал Хранителем простого земледельца и его семьи, жены и детей: с виду люди ничем не примечательные, они тем не менее являлись прямыми потомками Иисуса. Сами они об этом не подозревали и жили как обычные крестьяне неподалеку от Дюнкерка. Свою подлинную сущность они несли в душе своей, поскольку не гербом и происхождением измеряется истинное благородство, как не отражает внутренний мир человека одежда, которую он носит.