Тайный дневник да Винчи
Шрифт:
К счастью, подчиняясь необъяснимому, но довольно сильному предчувствию беды, Хранитель перед приездом Конруа успел отослать своего племянника с жизненно важным поручением. Кюре относился к племяннику с полным доверием: не зная ничего о династии, юноша, несомненно, приложит все силы, чтобы в точности исполнить просьбу — доставить книгу, обернутую мягкой замшей и упрятанную в маленький металлический ларец, в замок Жизор и схоронить ее там в секретной подземной часовне.
Услышав, как солдаты барабанят в дверь церкви, Хранитель подумал: события нынешней ночи послужат оправданием тому, что он совершил. Несколько месяцев назад ему пришлось принять невероятно трудное решение. Он молил Бога вразумить его, дать ответ на терзавший его вопрос: в чем его долг — последовать традиции или нарушить ее? Обязан ли он, невзирая на обстоятельства, чтить завет всех своих предшественников, начиная с Леонардо да Винчи, или для пользы дела
51
Париж, 2004 год
Каталина сидела на кровати в своем номере в парижской гостинице. Интервью с членом Приората кое-что прояснило. Она заявила Марселю, будто раскусила его и, следовательно, не поверила ни единому слову. Но это не вполне соответствовало действительности. Например, она поверила, что Плантар и Шеризе были создателями грандиозной мистификации — тайны Ренн-ле-Шато, тайной вовсе не являвшейся, и насочиняли бог знает сколько еще небылиц. Да, Каталина поверила: так оно и есть. Как же иначе, если этого не скрывал даже официальный представитель самого Приората? Но признание, будто ложь двух приятелей — тактический маневр, задуманный, чтобы оградить от любопытных некую тайную истину, предназначенную для внутреннего круга посвященных? Нет, эта байка доверия не внушала. Каталина нутром чуяла фальшь. Разумеется, все началось с безобидного обмана. Каталина представляла беседу Плантара и Шеризе: «Почему бы не продолжить? Расскажем еще одну сказочку? Если публика проглотила эту… Люди восхитительно наивны…» И так камень за камнем они за двадцать лет нагородили гору лжи и способствовали распространению своих измышлений, обратившись к влиятельным писателям и уважаемым журналистам. Но в конце концов все сооружение из вранья и полуправды рухнуло, как и следовало ожидать: легко возводить башню с начала, но чем выше она становится, тем сложнее не дать ей обвалиться. Добросовестные и независимые исследователи стали замечать нестыковки, противоречия, непроверенные данные, лежавшие в основе якобы непреложных истин. Не последнюю роль сыграла дерзость Плантара и Шеризе, после стольких лет безнаказанности забывших об осторожности, изобретавших все более туманные истории и нелепые факты. Плантар даже провозгласил себя прямым потомком Христа!.. Но мошенников разоблачили и раскритиковали. Что оставалось сказать Плантару в свою защиту? Обман был лишь дымовой завесой, скрывающей истину. Естественно.
Каталина их раскусила. И она думала, что докопалась до правды в отношении своего деда, а знание правды делает нас хоть и свободными, но далеко не всегда счастливыми. Каталина испытала горькое разочарование. Драма обернулась фарсом. И Приорат Сиона оказался всего лишь фарсом от начала до конца. Деда обманули, и тайна, которую он завещал ей разгадать, под стать всем прочим сенсационным открытиям: мираж, новый Ренн-ле-Шато. Ей отчаянно хотелось плакать, но она сдерживалась, сама не зная почему. Она одна в номере, никто не увидел бы ее слез, и увы, никого рядом, чтобы утешить.
— Патрик… — прошептала она.
Каталина опрометью бросилась к двери и упала в объятия Патрика, как только
— Успокойся, все в порядке. Я здесь.
Похоже, он очень торопился. Каталина позвонила ему всего сорок минут назад. Он, наверное, бросил все дела и мчался на полной скорости из Жизора, если приехал так скоро.
— Спасибо, что пришел, — сказала Каталина.
— Ну вот еще! Для чего же тогда друзья? Расскажи, что случилось. Отчего вдруг такая печаль в прекрасных зеленых глазах?
— Мне кажется, моего деда обманывали. Причем в течение многих лет. Вероятно, даже тянули из него деньги под пустым предлогом. Я думаю, может, и его вещи после смерти обыскивали только для того, чтобы найти ключ от сейфа в доме, где он хранил деньги, о котором пронюхали те, кто его обманывал… Не знаю. Нечто в этом духе.
— Хорошо. Давай лучше сядем вот здесь, и ты расскажешь мне все по порядку, договорились? — предложил Патрик, увлекая ее к креслам у окна.
Каталина послушалась и как на духу выложила все, что с ней приключилось за последние четыре дня, и чем она занималась после приезда в Париж. Она начала со встречи с д’Алленом, необычного содержимого конвертов, запечатанных сургучом, и странных распоряжениях на их счет. Она рассказала о своем решении провести выходные в Жизоре, чтобы разузнать побольше о незнакомце, каким считала деда и завещателя. Она сообщила, что удалось узнать о вещах, полученных в наследство, и о самом Клоде (благодаря Альберу и Мари), а также поделилась догадками, нашедшими отражение в списках «абсолютных истин» и «предположений». Затем она подробно объяснила, почему считает, что дед все-таки не был сумасшедшим, и в годы Второй мировой войны он, вероятно, извлек нечто исключительно ценное, связанное с Приоратом Сиона, из подземной часовни Святой Екатерины. Она упомянула о подозрениях д’Аллена и Альбера, будто кто-то копался в вещах деда после его смерти, под конец рассказала, как организовала свидание с членом Приората, надеясь услышать подтверждение, что вся эта история не является чистым надувательством и в ней есть зерно истины… Все. Каталина выложила абсолютно все.
— Теперь тебе лучше? — спросил он. Ее исповедь произвела на Патрика впечатление, время от времени его глаза азартно загорались. Напрасные восторги, подумала Каталина. Она же предупредила его в самом начале: цепочка следов вела к великому обману.
— Да, кажется, мне немного получше.
— Только кажется? Нет уж, я хочу увидеть одну из твоих улыбок, от которых тает сердце. — Каталина состроила гримаску, пытаясь улыбнуться. — Так не пойдет. Неужели мне придется просить управляющего затопить камин в вестибюле? Не уверен, что ты заметила, но сегодня началось лето, и на улице по меньшей мере тридцать пять градусов в тени…
При этих словах на губах Каталины затеплилась искренняя улыбка, и Патрик нежно поцеловал ее в щеку.
— Вот так мне нравится! И на сей раз я намерен сделать тебе непристойное предложение. Ты ведь не видела Париж, правда? В моем лице тебе предлагается преданный и компетентный гид, единственный в своем роде. Ну как, согласна?
— Завтрак и ужин включены в экскурсию?
— Конечно!
— Тогда самоотверженный гид только что приобрел клиента. Дай мне полчаса: я хочу принять душ и переодеться.
— По желанию клиента.
Каталина вышла из ванной комнаты и обнаружила Патрика на прежнем месте: он сидел в кресле, читал ее заметки и рассматривал завещанные дедом предметы серьезно и очень внимательно.
— Бесполезный хлам, — заявила Каталина. — Можешь выбросить в окно, если хочешь.
Вздрогнув, он поднял голову с виноватым видом, впрочем, испарившимся за долю секунды. Махнув бумагами в сторону окна, он спросил:
— Ты уверена? Для детективного триллера эти вещи вполне сгодятся.
Каталина заметила: Патрик смотрит на нее как завороженный. Она вышла из душа, завернувшись только в белое гостиничное полотенце: оно было слишком маленьким и почти не прикрывало тело, обнажая глубокую ложбинку между грудей, и едва-едва доходило до бедер. Дрожащие капли воды медленно стекали по длинным точеным ногам, влажные волосы разметались по плечам и падали на лицо, оттеняя привлекательность черт и зеленые глаза, гипнотически мерцавшие, словно глаза хищника в чаще леса.
— Я… э-э… лучше выйду, покаты будешь одеваться, — сказал Патрик, не в силах оторвать от нее взгляд.
— У меня есть идея получше, — прошептала она.
Она сняла полотенце, разворачивая его очень медленно, постепенно обнажая свое роскошное тело, немного смуглое, нежное и упругое, в тот момент будто светившееся. Полотенце скользнуло на пол, свернувшись калачиком у ног, влажные волосы укрыли груди — полные, совершенной формы, с плотными сосками, устремленными вверх. Идеально очерченные талия и живот с волнующим углублением пупка плавно завершались ухоженным лобком с иссиня-черными, слегка курчавыми волосами, обрамлявшими мягкое лоно.