Тайный дворец. Роман о Големе и Джинне

Уэкер Хелен

– Ну, пожалуй, я замечала, что покупатели на нас глазеют, но воспринимала это как нечто неизбежное, – отозвалась Голем. – К тому же я была единственным исключением, так ведь? Мо меня не выбирал, он взял меня на работу из уважения к покойному равви Мейеру. Будь у него выбор, он дал бы мне от ворот поворот.

– И наказал бы самого себя, потому что его процветание – целиком и полностью твоя заслуга, – фыркнула Анна. – Да ты сама посуди, – сказала она, видя, что на лице Голема отразилось сомнение. – Где бы он был без тебя? Сколько противней отправляется в печи в среднем за день?

– Тридцать пять, – без заминки отозвалась Голем.

– До твоего появления их

было в лучшем случае две дюжины. Та же витрина, те же очереди, только теперь они продают в полтора раза больше выпечки. Разница в тебе. – Она покосилась на спутницу. – Он тебе хотя бы прибавку к жалованью дал за всю ту дополнительную работу, которую ты тащишь на своем горбу?

– Пятьдесят центов в день.

Анна выразила свое мнение о щедрости Мо, снова фыркнув, но тут дорожка повернула, и вниманием молодой женщины всецело завладела маленькая фигурка на детской площадке для мальчиков: темноволосый малыш с ангельским личиком забрался на верхнюю перекладину качели и устроился там, болтая ногами в дюжине футов над не успевшей еще до конца оттаять землей.

– Нет, этот ребенок смерти моей хочет, – пробормотала Анна, и в сознании ее промелькнул пугающий образ: Тоби, проснувшийся рано утром, вырывается из рук матери, охваченный паническим страхом.

– Ох, Анна, – вздохнула Голем. – Опять кошмары?

Анна кивнула.

– Он не хочет говорить со мной о них. Или не может. Это несправедливо, Хава. Он же совсем еще малыш! За что ему все это?

– Возможно, со временем он их перерастет, – произнесла Голем. – Или расскажет о них тебе, когда станет постарше.

– Ты просто говоришь мне то, что я хочу услышать.

– Но это еще не значит, что это неправда.

– Может, значит, а может, и нет, – буркнула Анна, и Голем почувствовала, что та приготовилась переменить тему. – Ты-то сама как? Как переносишь зиму?

– Теперь, когда потеплело, уже лучше.

Она бросила взгляд на деревья, ветви которых были уже окутаны зеленоватой дымкой первых почек.

– А Ахмад?

Голем с трудом удержалась, чтобы не улыбнуться тому нарочито нейтральному тону, которым молодая женщина произнесла его имя; непродолжительное знакомство Анны с Джинном приятным назвать было никак нельзя.

– С переменным успехом. Я думаю, он зиму переносит почти так же тяжело, как я, только не желает признавать этого.

Ей вдруг захотелось рассказать Анне о том, что случилось тогда на катке. После этого фраза «У меня хватит ума спрятаться от дождя» время от времени случайным образом всплывала у нее в памяти как секрет, который не предназначался для ее ушей.

– Но он держит свое слово? – уточнила Анна. – Не нарушает?

Голем бросила на нее вопросительный взгляд.

– Во всяком случае, мне об этом ничего не известно. А почему ты спрашиваешь?

– У тебя такое выражение лица, как будто ты пытаешься в чем-то себя убедить.

– А, это потому, что в последнее время мне кажется, что он несчастен. Не из-за меня, ну или, по крайней мере, я так думаю. Я просто боюсь, что он скучает по своей прошлой жизни и сравнивает то, что у него есть, с тем, что он потерял. Мне хочется, чтобы он был доволен, но я не знаю, что ему нужно.

– Ну разумеется, он сравнивает свою нынешнюю жизнь с прошлой – ему ведь много сотен лет, разве не так?

Она произнесла это небрежным тоном, каким могла бы рассуждать о возрасте кого угодно другого, но от Голема не укрылась промелькнувшая у нее в сознании болезненная мысль: Подумать только, какая долгая жизнь!

– Лет двести, я думаю.

– Ну так вот.

Для него пять лет – все равно что одно мгновение. Так что погоди немного, прежде чем бросаться все исправлять.

Голем вздохнула.

– Ты права. Но как же сложно не терять терпения! Да, кстати – мне удалось благополучно ускользнуть от попытки Теи свести меня с очередным женихом. Расширение пекарни заставило ее забыть об этом.

Губы Анны скривились.

– Что ж, во всем можно найти положительную сторону.

– Жаль, нельзя отправлять всех ее холостяков прямиком к тебе, – нерешительно произнесла Голем.

– Если бы они позарились на меня, я не захотела бы иметь с ними ничего общего.

– Анна!

– Я всего лишь шучу, Хава.

– Это неправда.

Анна вздохнула, сознаваясь в собственной лжи.

– Ладно, это все равно не имеет никакого значения. Я не могу пойти на такой риск.

Она снова устремила взгляд на Тоби, который уже висел на перекладине качелей вниз головой, улыбаясь до ушей несмотря на то, что лицо его начинало медленно багроветь. Ее мальчик, ее маленький непоседа. Ей так многое хотелось ему дать: добротную одежду не с чужого плеча, вдоволь еды, серебристый швинновский велосипед [2] , который так ему приглянулся. «На таких ездят ребята из „Вестерн Юнион“, мам». И да, чтобы у него был отец, ей тоже хотелось, но больше всего ей хотелось, чтобы прекратились наконец мучившие его по ночам кошмары. Она никогда не простила бы себя, если бы еще больше усложнила ему жизнь, если бы совершила еще одну ошибку, как тогда с Ирвингом, – от одиночества или от потребности быть желанной. Нет уж, она такого не допустит, даже если это будет означать, что ей придется спать одной до конца своих дней.

2

Швинновский велосипед, «Швинн байсикл компани» – старейшая американская компания по производству велосипедов, основанная в Чикаго в 1895 г.

Голем покосилась на подругу, пораженная ее мыслями. А ведь когда-то Анна была убеждена, что жизнь без любви не стоит того, чтобы жить. Теперь той восемнадцатилетней свистушки больше не было, необходимость выживать на нью-йоркском дне в два счета лишила ее романтических иллюзий – и тем не менее в каком-то трудноуловимом смысле это была все та же Анна. «Жаль, что не все знают тебя так, как знаю я», – хотелось сказать ей, или, может: «Я рада, что мы с тобой снова подруги», – но что-то не давало ей этого сделать. Та ночь в танцевальном зале по-прежнему стояла между ними – вместе с настороженностью Анны и ее собственной больной совестью. Возможно, они никогда не будут близки настолько, чтобы иметь право считаться настоящими подругами, но Голем приняла решение быть той, кто нужен Анне.

– Анна, – произнесла она вслух, – можно я куплю Тоби тот велосипед на день рождения? Можешь сказать ему, что нашла его на распродаже.

Анна в изумлении вскинула на нее глаза, потом сокрушенно покачала головой:

– Нет, в твоем присутствии просто нельзя лишний раз ни о чем подумать! Не надо пытаться меня облагодетельствовать, Хава. Льда было вполне достаточно.

– Прошу тебя, Анна. У меня свободнее с деньгами, чем у тебя, и если это его порадует…

– Ладно, ладно, раз уж ты так настаиваешь. Но только, чур, в последний раз. Я не хочу, чтобы он считал, что я могу по щелчку пальцев раздобыть все, что ему приспичит. Так что никаких больше сюрпризов, пожалуйста.