Тайный груз
Шрифт:
– Не-е-е, братан, туда лучше не соваться. Ну их в задницу, этих пришельцев! Хрен знает, чего они натворить могут, если поймут, что их раз… раз-об-ла-чили! Чё, нам снега жалко? Васян так и говорил: не дай бог им на глаза попас-с-с-я!
Язык Гериного собеседника начал заметно заплетаться, а глаза уже наполовину прикрылись тяжелыми веками. Надо было поторопиться.
– А ты кому-нибудь рассказывал о пришельцах?
– Ха! Я чё, враг себе, да? За такие рассказы у нас в два счета на материк отправят и в «дурку» сдадут. У меня вот друг был…
Но Талеев не дал сбить себя с темы:
– Арнольд! А как же они лед этот
– Ну ты даешь, Москва! «Пе-ре-во-зи-ли»! – У шахтера еще хватило сил передразнить собеседника! – Васян сказал, что они его… как это… им-пор-ти-ру-ют, во!
– Может, телепортируют?
– Так я и сказал!
Все. От шахтера вряд ли что еще можно было узнать. Оставался последний простенький вопрос:
– А ты и сейчас вместе с Васяном живешь или переехал?
Реакция бородача оказалась неожиданной. Он вроде даже моментально протрезвел, пристально оглядел Талеева округлившимися глазами, словно подозревая подвох, и переспросил:
– Как это «с Васяном»? В морге, что ли? Он теперь там по большей части обитается. Ха-ха! Не! Не по большей, а по меньшей части, во! Б'oльшую его часть Хозяин сожрал, ха-ха-ха, – неожиданный пьяный смех так же молниеносно сменился крупными, не менее пьяными слезами, – Вася-я-я-на, кореша, больше не-е-т-у-у!
– Хозяин – это белый медведь? – Журналист уже сам все понял и спросил скорее по инерции.
– Ага, Умка.
– Послушай, Арнольд, – Гера все-таки решил воспользоваться кратковременным прояснением в мозгах собеседника, – а не могли его… ну… того… инопланетяне, а?
Шахтер сильно замотал низко опущенной головой, отчего слезы с бороды разлетелись чуть не по всей комнате, и глухо, но почти трезво и серьезно пробормотал:
– Я ведь сам сразу так и подумал. Только никому не сказал, конечно. А потом менты меня на опознание водили. Я точно говорю: так только белый медведь мог своими зубами и когтищами располосовать! А еще они меня возили на то место, где тело нашли. Там совсем рядом у этих сук медвежьих что-то вроде детского сада. Туда все Умки приходят детенышей рожать, а потом еще какое-то время кормят их, ухаживают. И не только за своими, за всеми приглядывают! У нас про то место каждый знает, туда даже с ружьем близко лучше не подходить, если жизнь дорога. А вот Васяна как-то занесло. Э-э-эх! Давай, что ли, выпьем за упокой его души.
Конечно, они достойно помянули погибшего такой страшной смертью. После чего уже секунд через сорок бородач громко захрапел, опустив лохматую голову на мощную грудь. Талеев не стал больше тревожить его. Здесь все было ясно. Следующие фактики надо поискать в другом месте. Побеседовать с проводившими расследование несчастного случая, выслушать Галинин отчет об экспедиции и связаться с ребятами в Мурманске: может, у них какие-то новые зацепки появились.
Глава 4
Только с известной натяжкой можно было считать Анатолия и Вадима подчиненными Талеева. Каждый из штатных сотрудников Команды пользовался максимальной самостоятельностью, а их объединение в боевые группы производилось исключительно в интересах успешного решения тех или иных задач. Но так уж получилось, что несколько последних дел – операция в Иране, доставка уранового стержня в Обнинск – сводили вместе этих людей. Причем именно тесная совместная работа позволила с максимальной
Специалисты-психологи в таких случаях констатируют, что внутренний климат в таком небольшом коллективе приближается к идеальному. А подключение к группе Галины Алексеевой – Гюльчатай, – хотя и было поначалу встречено в штыки самим Талеевым, оказалось очень удачной находкой. Девушка сразу оказалась «своей» и для взрывного импульсивного Вадима, и для немногословного, рассудительного и хладнокровного Анатолия. А уж чувства, которые она испытывала к Герману Талееву, не были секретом ни для кого в Команде. Хотя эта тема была негласно объявлена табу и никем никогда не обсуждалась.
Журналист по природе своей был лидером, вожаком и одновременно очень либеральным командиром. Он долго противился, чтобы к нему обращались «командир, шеф, патрон, босс», но потом махнул на это рукой: ну что поделаешь, если его товарищам так нравится! Однако работа научила его по необходимости быть жестким и даже жестоким. Тогда он не терпел ни малейших возражений, его короткий приказ становился неукоснительно выполняемым законом, и желающих опровергнуть это утверждение на практике до сих пор не находилось.
Сами же Вадим и Толя, работающие в Команде с момента ее создания, были просто неразлейвода. Многие принимали их за родных братьев, хотя, пожалуй, единственное, чем они походили друг на друга внешне, был темный цвет волос. Вадим – балагур, весельчак, язва – был пониже ростом и не так массивен. Решения принимал молниеносно, часто интуитивно, импульсивно. Отличался фантастической меткостью в метании ножей. По его собственному гордому признанию еще и топоров, бумерангов и мясорубок. Ходили слухи, что он долго выступал в цирке как метатель кинжалов. Но судачить о прошлой жизни в Команде не было принято, здесь люди были то, что они есть. Неунывающему Вадиму даже печальные события своей теперешней нескучной жизни удавалось поворачивать себе во благо. В одной из схваток с бандитами была серьезно повреждена кисть его левой руки. Пуля вспорола плоть, разорвав мышцы и сухожилия, повредив кости. Всерьез заговорили об ампутации. Но Вадик согласился на, казалось, совершенно авантюрную череду болезненных экспериментальных операций, и рука зажила новой жизнью! В ней появились микропротезы мельчайших косточек запястья, прижились новые сухожилия и даже мышцы ладони, позаимствованные то ли у обезьяны, то ли у свиньи. И через полгода утомительных процедур рука не только восстановила все свои первоначальные функции, но и стала обладать силой, значительно превосходящей человеческую! Даже операционные шрамы выглядели не слишком жутко. Но Вадим теперь никогда не снимал черной лайковой перчатки. «Моя фишка!»
А вот о давних спортивных успехах Анатолия знали все. Он был серебряным призером Олимпийских игр по стрельбе из пистолета. Это научило его сохранять железное спокойствие и невообразимое хладнокровие в самых экстремальных ситуациях! Но несколько случаев показали и другого Анатолия – разъяренного, необузданного, неуправляемого. Вот только живыми свидетелями были те же Вадим да Талеев, которые непоколебимо молчали, а «объекты» Толиного гнева все оказались, увы, мертвы. Разве живут даже плохие люди с пулевым отверстием во лбу, точно между глаз?