Те, кто внизу. Донья Барбара. Сеньор Президент
Шрифт:
– А что мне с этой птахой делать?
– Кум, – неуверенным голосом отозвался Анастасио Монтаньес. уже вставший из-за стола. – Что я могу вам сказать?…
Прошло несколько минут, а проклятые слова все никак не шли Анастасио на язык. Лицо его раскраснелось, на грязном с болячками лбу заблестели бисеринки пота. Наконец он собрался с духом и закончил свой тост:
– Нечего мне вам сказать. Разве что одно: я довожусь вам кумом, и вы это знаете.
А так как перед этим все рукоплескали Луису Сервантесу, то Анастасио Монтаньес, закончив речь,
Все шло отлично, и даже замешательство Монтаньеса лишь подхлестнуло собутыльников. Подражая ему, Сало и Перепел тоже произнесли тосты.
Настал черед Паленого, но тут в дверях с ликующим воплем появилась Оторва. Щелкая языком, она пыталась втащить в столовую великолепную вороную кобылу.
– Мой трофей! Мой! – приговаривала она, поглаживая прекрасное животное по гордо изогнутой шее.
Кобыла упиралась и не шла через порог, но ее дернули за недоуздок, огрели хлыстом по крупу, и она с грохотом влетела в комнату.
Одуревшие от вина солдаты с плохо скрытой завистью смотрели на богатую добычу.
– Просто не понимаю, как эта чертова Оторва ухитряется прибирать к рукам самые лучшие трофеи! – взорвался белобрысый Маргарит – Как пристала к нам в Тьерра Бланка, так ни разу маху не дала.
– Эй, Панкрасио, притащи-ка моей кобылке охапку клевера, – приказала Оторва.
И сунула недоуздок одному из солдат.
Бокалы и стаканы снова наполнились. У иных гуляк уже начали клониться головы и слипаться глаза, но большинство еще продолжало свой веселый галдеж.
Среди них сидела и невеста Луиса Сервантеса, которая украдкой выливала вино в платок и тревожно озиралась по сторонам.
– Ребята, – вскочив на ноги и перекрывая пьяный гул своим пронзительным гортанным голосом, завопил белобрысый Маргарите – Жизнь мне наскучила, и я хочу покончить с собой. Оторва мне надоела, а этот ангелок небесный на меня даже глядеть не желает.
Луис Сервантес понял, что последние слова относились к его невесте, и к своему великому удивлению догадался, что нога, касавшаяся икр его избранницы, принадлежала вовсе не Деметрио, как ему казалось, а белобрысому Маргарите.
В груди Луиса закипело негодование.
– Глядите, ребята, – продолжал белобрысый, поднимая револьвер, – сейчас я всажу себе пулю в лоб.
И он прицелился в большое зеркало, висевшее в глубине столовой, в котором он был виден во весь рост.
– Замри, Оторва!
Зеркало раскололось на длинные остроконечные куски. Пуля просвистела над ухом Оторвы, чуть не коснувшись ее волос, но женщина даже бровью не повела.
IV
Под вечер Луис Сервантес проснулся, протер глаза и сел. Он лежал на голом полу среди цветочных горшков. Рядом с ним, громко храпя, спали крепким сном Анастасио Монтаньес, Панкрасио и Перепел.
Он почувствовал, что нос и губы у него распухли, в горле пересохло; затем увидел кровь на руках и рубашке
Да, все это было. Он уверен, что ему не приснилось. Он встал из-за стола со своей невестой, отвел ее в эту комнату. Но не успел запереть дверь, как вслед за ним, шатаясь, вошел пьяный Деметрио. Оторва нагнала генерала, и между ними началась перебранка. Деметрио, па толстых губах которого белела застывшая пена, горящими, словно угли, глазами жадно искал невесту Луиса. Оторва изо всех сил выталкивала его за порог.
– Ты что? Чего тебе? – вопил взбешенный Деметрио. Оторва дала ему подножку, толкнула, и он, вылетев в коридор, во весь рост растянулся на полу.
Поднялся он вне себя от ярости.
– На помощь! На помощь! Он убьет меня!…
Оторва, стиснув запястье Деметрио, отводила в сторону дуло пистолета.
Пуля впилась в кирпичную стену. Оторва завопила еще истошней. Анастасио Монтаньес зашел Деметрио за спину и обезоружил его. Генерал, словно бык на арене, лишь ворочал выпученными глазами. Луис Сервантес, Анастасио, Сало и другие солдаты окружили его.
– Мерзавцы! Подумаешь, пистолет отняли! Будто без оружия с вами не справлюсь!
Масиас развернулся и вмиг уложил на каменный пол первого подвернувшегося под руку.
Что было потом? Вот этого Луис Сервантес уже не помнил. Видимо, как следует исколошматив друг друга, они там же и заснули. А его невеста, напуганная такой дикостью, предусмотрительно заперлась.
«Пройду-ка я в гостиную, – может, там есть дверь в ее комнату», – решил Луис.
От шума его шагов проснулась Оторва. Она спала рядом с Деметрио на ковре у заваленного клевером и кукурузой дивана, где накануне соизволила отужинать вороная кобыла.
– Вам чего? – осведомилась девица. – А, понимаю… Ишь. охальник! Так вот, я заперла вашу невесту, потому что не могла больше удерживать этого треклятого Деметрио. Возьмите ключ, он на столе.
Луис Сервантес тщетно искал ключ, – его нигде не было.
– Эй, барчук, вы бы похвастались, как у вас делишки с девчонкой.
Сервантес, явно встревоженный, продолжал разыскивать ключ.
– Да вы не волнуйтесь понапрасну, приятель, сейчас я его верну. Только сперва расскажите чуток, – страсть люблю слушать про такие штучки. Эта барышня как раз вам под пару, но то что мы, заезженные.
– Мне нечего рассказывать. Она моя невеста, и все.
– Ха-ха-ха! Его невеста, и все! А может, и не только ваша? Бросьте, барчук, меня не проведешь. Ее, бедняжку, вытащили из дому Сало и Паленый, это уж точно. А вы, должно быть, дали им за нее отступного – блестящие запонки или чудотворный образок с ликом святого. Разве не так, барчук? Полно отпираться – что было, то было. Нелегко, наверно, с такими сладить, а?
Оторва встала, собираясь дать Сервантесу ключ, но не нашла его и очень удивилась.