Те Места, Где Королевская Охота [Книга 1]
Шрифт:
— Нет, — буркнула Алики в ответ, не поднимая головы.
Рет — Ратус больше ничего не говорил, и когда Алики посмотрела на него, он опять сидел и читал бумаги. Ни самой Алики, ни несостоявшегося агента Гитион для него просто уже не существовало. Зачем? — слово уже было сказано, все решено.
— Благодарю вас, сударь, мне все понятно, — сказала она, глядя в сторону. — Я могу идти?
Он кивнул и перелистнул страницу.
Алики встала и с удивлением обнаружила, что ноги слушаются ее плохо; на непослушных ногах они вышла в приемную.
— Получила? — сочувственно встретил ее Саир. — Водички налить?
Она
— Пожалуй, надо завести пузырек с валерьянкой, — сказал Саир. — Что, сильно ругал?
— Сказал, что выдает меня замуж, — прислушиваясь к своим словам, будто со стороны ответила Алики.
— Да ну? — удивился Саир. — А со службой как?
— Сказал, что увольняет в запас, — произнесла Алики. — Дай мне бумаги, велено писать прошение.
Саир внимательно посмотрел на нее и выдал требуемое.
Написать прошение, точнее — заполнить соответствующий бланк было делом трех минут. В основном Алики ставила прочерки, так как послужного списка у «заготовки для агента» не было и быть не могло.
Все эти три минуты Саир пыхтел над чем–то за своим столом, а когда Алики отдала ему прошение, он пробормотал:
— Ты это… Ты сходи к майору, постреляй… Помогает.
Алики решила последовать совету, и действительно помогло. Майор Гиеди мог быть доволен своей ученицей: каждый раз, наводя аркебузет на цель, Алики видел перед собой лицо Рет — Ратуса и поэтому стреляла с большим воодушевлением, практически не промахиваясь. После чего — время позволяло — она заглянула еще и в гимнастический зал, но долго там не задержалась, ограничившись тем, что согласилась на предложение красавчика–поручика показать ей несколько специфических приемов рукопашного боя, якобы могущие помочь ей избежать неприятностей при встрече с каким–нибудь потенциальным покусителем на ее девичье достоинство. При проведении первого же приема ответила нахалу вполне даже не предполагаемому коротким контрприемом, известным любой женщине, и, оставив беднягу в скрюченном состоянии и с выпученными от боли и удивления глазами, гордо удалилась. (Есть, знаете, у мужчин особая болевая точка, только нужно своеобразное вдохновение, чтобы врезать по ней коленом.)
Так что состояние духа ее к полудню на Ратушной площади было вполне боевое. Теперь, когда она получила более чем исчерпывающие объяснения, что она есть такое, уже можно даже было не беспокоиться о своем трепетном отношении к господину Годолу. Ну и что, что он аристократ высшей пробы? Да пусть самой высшей!.. А она женщина! Больше того: она — девушка! И после того, что произошло, она не обязана вести себя с ним по–прежнему. Тем более жаловаться — фи!.. И потом, ну какие неприятности он может ей доставить: отправить в тюрьму? на виселицу? Ну и что? Хуже, чем перспектива насильственного брака для настоящей девушки быть не может. А уж этого от нее не добьется никакой Рет — Ратус! Тем более какой–то там господин Годол.
Конечно, такое расположение духа вовсе не означало, что, когда тот же неизменный черный сюртук распахнул перед ней дверцу кареты, Алики впорхнула в нее и уселась на привычное место, после чего уставилась в окно, не обращая ни малейшего внимания на своего спутника. Дура она, что ли?
Не нагло,
Увы, это ее маневр не произвел ни малейшего впечатления. Господин Годол даже не обратил на него внимания, и Алики так и пришлось посматривать в окно на мелькающие поднадоевшие уже пейзажи Столицы, выходить локоток о локоток с господином Годолом и молча дефилировать по подсыхающим от весеннего солнышка улицам.
Алики уже начала понемногу нервничать — сказывалось напряжение сегодняшнего утра, — но сюрпризы отпущенные ей Небом на сегодня, еще не кончились.
(Она даже не подумать не могла, что они только–только начинаются.)
Прошло около трех часов после начала поездки и близилось традиционное время перекусить, когда господин Годол вдруг нахмурился, глянул в окно и тут же постучал набалдашником трости в переднюю стенку кареты. Та так резко остановилась, что Алики помимо воли схватилась за руку господина Годола, чтобы не упасть. Тут же она отдернула руку и собралась начать извиняться, но господину Годолу было, как всегда, все равно. Он небрежно кивнул и тут же обратился к распахнувшему дверь неизменному черному сюртуку:
— Марк, где мы сейчас?
— Северо–восточная Дубрава, сударь. А прежде мы миновали Проезд Арочного Моста, — четко отрапортовал черный сюртук.
Господин Годол кивнул задумчиво и повелел:
— Сделайте–ка еще один круг в точности, как мы только что проехали, и если я скажу — остановитесь
— Да, сударь.
Хлопнула дверца, карета тронулась.
Озадаченная Алики покосилась на господина Годола. Тот сидел и смотрел прямо перед собой, и если Алики предполагала, что его заинтересовало что–то за окном кареты, то она глубоко ошибалась — в окно он даже не глянул. Скорее он вообще никуда не смотрел, а прислушивался к чему–то внутри себя.
Карета снова остановилась. Черный сюртук Марк вновь встал у дверцы в ожидании, но приказа не последовало. Господин Годол молча вышел на тротуар, и Алики привычно последовала за ним. Огляделась. Ничего особенного она, естественно не увидела: с одной стороны улицы, такой же, как большинство других улиц, в ряд стояли серые дома, с другой за чугунной решеткой ограды и едва начинающим зеленеть нешироким газоном, в глубине мрачноватого, совершенно голого еще старинного парка высилось темное громоздкое здание — тоже мрачноватое и, видимо, старинное. Даже, собственно, не здание, а группа зданий, соединенных между собой какими–то стенами и переходами.
Господин Годол смотрел в ту сторону.
— Это Политехнический музеум и библиотека, не так ли?
— Точно так, сударь, — ответил из–за его спины Марк.
— А Арочный мост там… — трость господина Годола ткнула левее.
— Именно там, сударь, — подтвердил Марк.
— …И мы, если не ошибаюсь, проехали сейчас прямо оттуда, вокруг этого парка, — трость сделала круговое движение.
— Вы прекрасно ориентируетесь в городе, сударь, — бесстрастным комплиментом ответил Марк.
Господин Годол согласно кивнул и продолжал смотреть на здание, словно хотел проникнуть взглядом сквозь его старые толстые стены.