Те же и Скунс – 2
Шрифт:
Состав команды был более-менее постоянным, и всю её, как и самого Галактионова, сотрудники госбезопасности давно знали в лицо. Такое «замыливание глаза» ни к чему хорошему, как правило, не приводит… что и подтвердило случившееся. Где-то по дороге от лимузина до проходной галактионовская свита увеличилась ровно на одного человека, но никто этого не заметил. Ни гости, ни бдительные хозяева Дома. Позже «лишнего» с немалым трудом вычленят на видеозаписях, сделанных сторожевыми камерами при входе. Не то чтобы человек уж так от них хоронился, но расположение камер то ли вычислил, то ли попросту знал и всё делал к тому, чтобы между ним и объективами непременно оказывался кто-то ещё. На сто процентов ему это не удалось,
– Так называемый метод «щита», – сказала Пиновская. – Усреднённая внешность, сугубое отсутствие индивидуальности… И одежда, чтобы растворяться в среде, в которую проникаешь…
– Знал ведь, что Ильич в одном пиджачке шастает… – буркнул Плещеев. – И цвет, и фасон…
– Далее, – продолжала «Пиночет», – подыскиваешь человека с более-менее сходными внешними данными, но яркого, притягивающего взгляды…
– Или с самого начала маскируешься под конкретного персонажа, – поправил Дубинин.
– Тем более, если знаешь… – вздохнул эгидовский шеф.
– Принято. – Марина Викторовна покосилась на экран, где медленно поворачивались, создавая иллюзию жизни, две физиономии. Галактионовская и вторая, искусно загримированная. – Потом начинается самое интересное. Пристраиваешься, стало быть, к свите… Чуть сбоку – вроде и с ними ты, и вроде не с ними… То ли беседуешь с ярким «щитом», то ли только что беседовал, а теперь что-то обдумываешь… В общем, то ли есть ты, то ли нету тебя, и в результате никому даже в голову не приходит на тебя внимание обратить и документы проверить. Тебя просто не видят.
– «Я тучка, тучка, тучка…» – тихо подытожил Дубинин.
– Вот в этом вся суть, – Плещеев снял очки и принялся старательно протирать. – Тучка небесная. Полная эмоциональная отвязка от происходящего. Теория не секрет, но я бы, знаете ли, не взялся.
– Говорят, на индийского йога, когда он в состоянии «пустоты», ни одна муха не сядет, – сказала Пиневская, и в её голосе прозвучала завистливая тоска по недосягаемому совершенству. – Те ещё киллеры из нас с вами, ребята.
– Я, – похвастался Осаф Александрович, – по этой технике в метро без жетончика проходил. Дважды. Вот.
– А ты, Сашенька? – поинтересовалась Пинов-ская. – Ты ведь у нас самый продвинутый? Все посмотрели на Лоскуткова.
– Ну… – Командир группы захвата сощурил сапфировые глаза. – Если пару пластических операций… – Подумал и добавил: – А вот Катька, между прочим, точно смогла бы. Она меньшовскую охрану на спор однажды прошла. До директорского кабинета, и это при том, что они её ждали. Только сам Андреич и перехватил в последний момент…
Взгляд Плещеева сделался пристальным. Лоскутков это заметил и ровным голосом предупредил:
– Если с Кочетовым вдруг что, ты её, Серёга, учти, на вакансию через мой труп…
– Да иди-ка ты!.. – возмутился Плещеев. Прикидываться «тучкой» он действительно не умел.
Марина Викторовна резко, по-учительски стукнула карандашиком по столу:
– Вернёмся, господа, к нашим баранам. Я так понимаю, Сергей Петрович, вопрос о нашем немедленном разгоне начальством больше не ставится?
Плещеев почесал за ухом:
– Так куда, если у самих… Если сами… Слово «Скунс» они не произносили по принципиальным мотивам. Хотя оно, безусловно, витало.
– Едем
Всё эгидовское руководство, естественно, в Большом доме бывало, причём не единожды. Маленький читальный зал, куда важному посетителю приносили архивные Документы, находился на самом верху, под утыканной антеннами крышей. Окна зальчика (из которых никогда и ни при каких обстоятельствах не сквозило) были обращены на запад, в сторону, противоположную Сибири, но вид из них открывался тоже неслабый. Летний сад, Васильевский, Петроградская сторона – и так далее вплоть до Старой и Новой Деревни с их белыми «кораблями» на отлогих возвышенностях у горизонта. Внутреннее же убранство читальни практически не менялось с годами, производя впечатление уютного вневременного ретро. Тёмные створчатые шкафы по стенам. Два могучих письменных стола со столешницами, затянутыми по центру зелёным сукном. Древние, уже не используемые канцелярские мелочи: малахитовый чернильный прибор и такое же пресс-папье, помнившее ещё, наверное, Берию… Убийца не снизошёл до того, чтобы оставить на исторических редкостях свои отпечатки. Он вообще ничего не касался. Он тихо вошёл, принятый охраной у двери за очередного чиновника-порученца с архивной папкой под мышкой. Валерьян Ильич даже голову не повернул, чтобы на него посмотреть. И умер от удара железным пальцем в висок, не успев ни удивиться, ни понять, что произошло.
Убивец же преспокойно спустился обратно на первый этаж и вышел наружу, как бы посланный Галактионовым к оставшемуся в машине шофёру – то ли принести что-то из автомобиля, то ли передать словесное поручение… Бесстрастные камеры зафиксировали, как он скрылся за лимузином. И всё. Дальше – привет.
– Знает расположение помещений. Неплохо причём, – уверенно заявила Пиновская.
– Сам бывший гэбист, – предположил Плещеев. – Техника, опять же…
– Ну, давай составлять список бывших гэбистов, обиженных на родную контору, – ядовито предложила Марина Викторовна. – Рулончик обоев потолще в принтер заправь – и полный вперёд. Отсюда и до обеда…
– Не совсем так, Мариночка, – тактично поправил Дубинин. – Правильнее говорить – «от меня и до следующего столба»…
– Формалист! – Пиновская энергично сгребла семечки в кучку, разрушив, к ужасу Дубинина, почти законченную фигуру, и принялась их лущить. – Осталось уточнить самую малость: служил он здесь, в Питере, или просто бывал…
– Фига в кармане, – подал голос Саша. Пиновская зорко оглянулась на него, оставила семечки и щёлкнула мышью. На экране возник листик бумаги, обнаруженный в кармане галактионовского пиджака и предположительно возникший там непосредственно после убийства. Он был маленький, всего-то с ладошку. А на нём, сотворённая одним росчерком великолепно рисующего человека, красовалась нахальная фига.
– Кому? – задумчиво поинтересовалась Пиновская. – Им? Или нам?..
После операции врачи объяснили Вере, что затемнение в лёгком оказалось нестрашным и теперь всё непременно наладится.
Собственный транспорт больница предоставить не могла, и Саша Лоскутков мобилизовал разъездные эгидовские «Жигули». Надежда Борисовна осторожно, под руку, свела дочь с крыльца.
Вера двигалась медленно, сутулилась, лицо её было бледным до восковой желтизны, а зимнее пальто с меховым воротником стало неожиданно мешковатым. Саше показалось, что за две недели в больнице Вера постарела лет на тридцать. Она застенчиво улыбалась, но было видно, что улыбка эта даётся ей через силу.