Театр Духов: Весеннее Нашествие
Шрифт:
Выяснилось, что невеста Ластока не в состоянии ехать верхом в связи с исключительным женским нарядом, предназначенным, в первую очередь, для красования. Она нарядилась в пышное платье, положившись на впечатление, производимое подобной одеждой на чёрствых мужчин. А облачись она в даму-кавалериста, кто же посмотрит ей вслед? Не говоря о желании взять в компаньоны, – размышлял её чувственный, девичий ум. С сим, оставалось лишь выделить девушке место в загруженной товарами карете, о содержимом которой Эстеральд стал беспокоиться. Он открыл дверь экипажа Милайе. «Только пожалуйста, ничего не касайтесь и не раскрывайте закрытое, как бы того не желало ваше любопытство! — попросил господин Осби. — Возможно среди этих нагромождений находится то, что я подарю вам на свадьбу, и мне бы отнюдь не хотелось, чтобы возможный подарок попал вам на глаза раньше времени», — поспешно добавил он в знак
— И что, эта прелесть поедет вот так, взаперти? — спросила с затуманенным взором Парселия, не зная, к кому обращается.
— Я сожалею не менее вашего, — промолвил ей Барсонт, нашедший в Милайе похожесть и на служанку Оленн, и на ушедшую в другие пространства супругу. — Все красавицы обладают общими чертами, — негромко добавил старик.
Франс Мариола продолжал оставаться на своих двух, как будто намеренно не утруждая себя вопросом отсутствия собственной лошади. Он отошёл от обоза и всадников, окружённых прислугой, вынул из кожаных ножен старинный кинжал с крюкообразным, руническим лезвием, и вытянул оккультное орудие перед собой, левой рукой доставая из-под ремешков на бедре кремнёвый брусочек. Применив на виду у попутчиков кинжал как кресало, единым скользящим движением он высек из кремня сноп ярких искр, вспыхнувших на заострённом кольце его крюка и посыпавшихся на траву золотым дождём крошек. «Светом Лазуриума и Осфиерата, я призываю тебя, — воззвал Мариола, глядя на дымившуюся лужицу искр. — Приди и служи мне, союзник Атуемса!» — крикнул он твёрдо. Дым закружился, потемнел, обуянный ветром из потустороннего, и поднял на воздух высеченные только что искры. Затем, буйный вихрь, с треском салюта, легко разорвался и преобразился в жеребца-призрака, гарцующего волей неведомых сил. Франс оседлал его изогнутую спину и ткнул жеребца шенкелями под выступавшие рёбра. Сакроягерь направлял «союзника» вязью поводьев, состоявшей из множества длинных костяшек-шнурков, являвшихся, по совместительству, и гривой животного. Когда он проехал на нём перед спутниками, те обратили внимание на глаза жеребца – залитые холодящим светом две впадины – и кое-кому стало не по себе. Несмотря на выразительную худобу, жеребец представлялся всем сильным и стойким, как дьявольский меч, способный поразить всё живое без сожалений и страха. Чей он был, когда жил, и как оказался в руках Экзосоциума? — спросил себя Ричард, намереваясь попозже расспросить Мариолу о приручении этого скакуна. Подобное зрелище он видел впервые.
— Страшная лошадь у вас, — сказал живописец с опаской.
— Страшна только для недругов, я уверяю. — Франс потрепал жеребца за щеку, но зверь, обнаживший на миг острозубую пасть, словно и не почувствовал прикосновений. Помимо всех прочих отличий, он не издавал привычных для лошади звуков, однако всё время шипел. Вскоре им было рассказано, что это он дышит, безразличный к другим, но верный хозяину, потусторонний скакун по имени «Грация».
– - - - -
Каменистая дорога зазвучала чёткими ударами под железными копытами шестнадцати коней. Кордис и Франс возглавляли череду передвигавшихся, говоря о чём-то впереди. Ласток держался возле главы, тогда как Парселия двигалась наравне с Ричардом, а Барсонт шёл рядом с обозничим, ехавшим на козлах сзади. В карете за ними, должно быть, скучала Милайя, появление которой казалось всем странным и неуместным, а вдоль прочих повозок вели лошадей наёмные труженики (двое из них замыкали обоз).
Просторное синее небо, лишённое облаков, прощалось в зените с эффузой, катившейся путникам за спины, но ярко-оранжевый след пламеносного шара всё еще стыл впереди, растворяясь воздушным мазком, а значит по времени был третий час дня.
Ричард почувствовал, что одинок среди свиты отца. Обозничий Эстеральд показался ему приятным и дружелюбным, но о чём с ним разговаривать? – спросил он себя. Этот упитанный сударь поглощён будущей свадьбой Милайи и Ластока, в то время как орден смотрителей готовится отражать очередную угрозу. И если для всех этот вызов является делом нехитрым, то Ричард желал бы узнать, что именно питает всеобщую
Живописец повёл Добряка чуть направо, приблизившись к Парселии. Офицер ехала медленно, упиваясь здешними видами словно впервые. Справа и ниже вдоль тракта тянулась река, называемая местными цветущей, а за ней возвышались зеленеющие холмы, с разросшимися, кое-где, деревцами, отражёнными в бегущей воде.
— Я сожалею, что не представился вам в должной манере, — обратился он к женщине, смотревшей в сторону холмов. — Обычно меня называют «господин Фэстхорс-младший».
Смотритель повернулась на его голос непозволительно резко, с безразличным лицом. Затем она вздохнула и расслабилась, словно отбросив гнетущую мысль.
— Ваши черты говорят прежде вас, — сказала Парселия, поправляя между пальцев поводья. — Кем ещё вам быть, как не сыном главенствующего. Мне безмерно приятно находиться в вашем обществе. — Она натянула улыбку.
— Как и мне в вашем, — ответил ей Ричард.
Следующие несколько минут юноша провёл в очередном размышлении. Очевидным теперь стало вот что; она обеспокоена чем-то печальным, она не испытывает к нему ничего, и она красивее подростковой мечты, овитая пламенем рыжих волос… Нет, её голос, искрящий и волнительный, будет шептать ему на ухо постыдные просьбы желаний уже через несколько суток, иначе он сделает всё, чтобы выставить эту нахалку в незавидном свете. «Я разожгу твою страсть», – подумал юнец, возобновляя разговор.
— Похоже, вы не часто бываете на государевом тракте вблизи заповедника. — Только договорив, Ричард понял, что высказывает глупое предположение. «Она ведь степной следопыт, и разумеется ездит здесь время от времени», — сокрушился он в мыслях.
— Вам так показалось? — спросила Парселия с полунасмешливым взглядом. — Нет же, я проезжаю этой дорогой относительно часто, по меньшей мере – дважды в год. Один раз в Зеницу, и один раз обратно – в Градострию. С тем, в Заповеднике высоких теней я побывала сегодня впервые. Волшебное место.
— Высокие тени величественны, но обманчивы, должен сказать вам. — Ричард решил зацепиться за данную тему, так как, по-видимому, она интересовала Парселию побольше его самого. — В пределах того живописного леса я живу с девяти лет, с тех пор, как мой папа решил перебраться поближе к границе. Страшен до скуки тот город, в котором все знают друг друга в лицо.
Женщина сомнительно хмыкнула, будто бы смея не согласиться с мнением юноши. Она слегка потянула одно из поводьев, чтобы её кобылица не привлекала жеребца Ричарда к своей розово-пепельной морде. Путники продолжали ехать бок обок, но с небольшим промежутком посередине.
— А мне всё равно любопытно: как вам живётся под сенью могучей дубравы? — Парселия глянула на Ричарда, как на хранителя сказочных тайн, что послужило ему вдохновением. Теперь улыбнулся и он.
— В самом оградном лесу, где мы встретили вас этим днём, живут только городовые, да и то недалече от городка, прозванного Кружевной Стружкой. А вот люди со знатным родством, вроде меня, обитают на бульварах усадеб – в самом красивом районе селения. Помимо роскошных домов, больших площадей и нескольких парков, у нас есть огромный летний театр, но большинство насаждений не столь велики. Там же стоит резиденция царской особы, достроившей, кстати, эту часть тракта, но монарх редко туда возвращается, так что всё тихо. — Юноша краешком глаза глянул на женщину, увидел, что ей по душе его спонтанный рассказ, и счёл уместным о чём-то доврать. Тем более, что его спутница так и желала всем своим видом услышать интригу. Он прочистил горло и с деликатностью молвил потише:
— Однако порой на бульварах случаются странности. — Ричард замолк и посмотрел в сторону, делая вид, что ему некомфортно делиться секретами высшего общества. Он не почувствовал себя убедительным. Тем не менее, офицер тихо ахнула, как женщины делают часто, когда обсуждают свежайшие слухи, и стала расспрашивать:
— Странности, да? И что же особенно странного может случиться в подобной идиллии, описанной вами? — спросила Парселия, подводя лошадь поближе к нему. — Расскажите же мне хоть о чём-то одном, господин Фэстхорс.