Театр Духов: Весеннее Нашествие
Шрифт:
Путешествие в компании вооружённых. Акт восьмой
— Какая занимательная сказка, — бросил старик Барсонт, после того, как Франс Мариола отъехал вперёд. — Не знаю, как вы, а я слыхал и получше.
Пожилой мужчина казался плутом; он ухмылялся из-под рыжих усов, соединяющихся с бакенбардами, поглядывал то на Парселию, то на внука, словно придумав какую-то шалость, о которой собирался поведать.
— Боги. Вы пылаете огнём недобрых намерений, — сказал ему Ричард, всё ещё слушая в разуме голос рассказчика, глубокий и лёгкий. — Может вам отдохнуть?
— Отдыхать мы будем возле Столба Беглецов, который уж
— Что предлагаете взамен болтовне? — спросил живописец, покосившись на деда с притворной обидой.
Барсонт показал левую руку, в которой держал небольшую корзину, покрытую тканью. Поставив её перед собой на седло, старик убрал ткань, и снова взглянул на конных попутчиков.
Парселия, ехавшая справа от Ричарда, вытянула шею и глянула внутрь корзины, увидев в ней несколько десятков странных яиц, с блестающей росписью на скорлупе. Она поразмыслила, подняла взгляд на ухмыляющегося старика, чьи бакенбарды были того же оттенка, что и её волосы, и предупредила, стараясь выглядеть серьёзно:
— В сомнительных забавах я предпочту не участвовать.
— Вам и не нужно! — крикнул ей старец. — Я назначаю вас наблюдателем.
Оказалось, что Барсонт придумал для внука игру. Вызов, по условиям которого, Ричард обязан поразить хотя бы одно подброшенное яйцо из шести, в каждой из пяти сессий. В случае успеха живописца, Барсонт обещал раскрыть ларцы былых своих годов, в которых хранились сокровенные для старика мгновения жизни, полные мрака исчезнувших нравов. Но если же Ричард себя не проявит, тогда, согласно условиям, Барсонт порадует всех его спутников славными рассказами о неприглядных тайнах юнца, окутанных неосмотрительностью, стыдом и, что уж там, похотью. К счастью для Ричарда, скелетов в шкафу он не прятал, хотя понимал, что отдельные «случаи» его биографии, при явной огласке, способны лишить уважения и вызвать улыбку. Тем не менее вызов он принял, невзначай пошутив, что его самые «преступные» погрешности старику неизвестны.
Известив отца о намерении немного пострелять, юноша уведомил адъютанта Осби, что желает взять свой первый урок. Тогда Ласток впервые посмотрел на него с искренним и невынужденным уважением, многозначительно кивнув. Однако тракт не был излишне широк, всё ещё сопровождаясь, слева и справа от всадников, двумя крутейшими спусками, поэтому отъехать в сторонку, чтобы не глушить всех сопутствующих выстрелами, было проблематично. «Практикуйтесь при нас, — разрешил Кордис, сам пока не догадываясь, какую увидит игру. — Наши лошадки огня не боятся». Так, живописец встрял в обстоятельства, благодаря которым, в случае проигрыша, собственный дед угрожал ему тяготой позора, ведь наблюдателями становилась вся отцовская свита. «Всего пять метких выстрелов, — помолился юноша предкам, слегка поробев. — Хотя бы одно попадание в каждой из сессий. Давай, ты же Фэстхорс!»
Ласток хлопнул в ладоши, приводя разум Ричарда в текущий момент. Адъютант отца и, по совместительству, инструктор по стрельбе, вёл поджарого коня размеренным шагом, как и другие. Ласток решил держаться немного впереди относительно всех остальных, но ехал по самому краю дороги, чтобы не казаться заносчивым.
— Вы при оружии, господин? — спросил он серьёзно, повернувшись на ходу к Ричарду.
— Да, — ответил живописец, растирая в пальцах поводья. — Но я – новичок.
— Как и все мы в своё время, — сказала Парселия, теперь ехавшая
Ричард сглотнул и осознал, что он здесь один необстрелянный. «Словно пёс в волчьей стае». Взволнованным движением он засунул руку во внутренний карман сюртука и нащупал там нечто для него непривычное — ствол, а затем и рукоять, которую обнял уже второй раз. Наконец, он достал револьвер и бессознательно поднял его дулом вверх, как и было положено мерой предосторожности.
— Он у вас заряжен? — спросил адъютант.
Ричард почувствовал, как муравьи пробежались по его позвонку, потому как обычный вопрос стал для него совсем неожиданным. Тогда он улыбнулся.
— Заряжена ли эта штука? По правде сказать, я и не знаю.
На лице адъютанта отобразился лёгкий испуг и покорное негодование, высказанное предостережением.
— С этим не шутят. Вы всегда должны знать о наличии или отсутствии патронов внутри. Всегда, понимаете?
Ричард кивнул. Вокруг было тихо. Свита отца, как и он сам, точно следила за его реакциями, двигаясь вслед. А за ними по-прежнему гремели колёса обоза, приглушённые расстоянием. По наглядному примеру Ластока, Ричард прикоснулся к барабану и извлёк его набок, удостоверившись, что револьвер пуст. Затем живописец повернулся к отцу, ехавшему сзади и слева, интересуясь, почему тот не вручил ему вместе с подарком парочку патронов и кобуру для комфортного ношения. На что получил не вполне справедливый ответ: «Патроны, сынок, раздаются на стрельбищах, а нужду в кобуре ты обнаружил только сейчас».
К счастью для своего ученика, Ласток оказался сообразительным наставником, отцепив от своего седла продолговатый подсумок с боеприпасами и передав его живописцу. Тот закрепил его у себя за спиной, и теперь, помимо круглой фляги с водой, болтавшейся сбоку, конное снаряжение Ричарда составило шестьдесят револьверных патронов калибра сорок четыре. Весили они не так уж и много, хотя, по заверениям адъютанта, могли свалить наземь и волка и зубра, а человека и подавно отправить к отцам, предварительно ввергнув в агонию.
— Пуля – это судьба неприятеля, и лишь вам решать, как ею распорядиться, — говорил Ласток, заряжая свой револьвер. Ричард достал несколько патронов, покрутил один из них между указательным и большим пальцами, наблюдая, как лучи уходящей эффузы касаются латунного металла. «Так вот ты какая, судьба», — подумал он между делом и принялся заполнять каморы. Нутро его сущности, в этот момент, наполнялось доселе неиспытанной властью и значимостью. Они оба – ученик и учитель – становились буквально опасны.
— Чтобы выстрелить, вытяните руку в сторону мишени не отпуская поводьев, взведите курок, прицельтесь и жмите на спуск. Успешная стрельба на скаку возможна лишь в случае относительной близости цели, а также с условием её крупных размеров, иначе усилия будут напрасными. Так что нам следует придержать жеребцов, — сказал адъютант, и Ричард, в ту же секунду, потянул поводья на себя. За ним, он услышал, остановилась вся отцовская свита. И время как будто бы замерло.
Барсонт поравнялся с Ричардом, всё ещё придерживая на седле корзинку. Юноша спросил, откуда тот обзавёлся столь примечательными яйцами, расписанными золотом и серебром. «По тракту проезжал зажиточный крестьянин, — вздохнув, сказал старик. — На телеге, полной барахла. Я увидел праздничные яйца и купил их у него, за десять кариетт. В быту простого люда сохраняется древняя традиция украшать яички, в частности, гусиные. Так они встречают весеннее тепло».