Театр Духов: Весеннее Нашествие

Ранжевский Алексей

В лучах эффузы, удаляющейся к горизонту и красившей степь оранжевым отсветом, шли четверо смотрителей, один из которых, то был Карлот Дэзер, вёл за повод лошадь с перекинутыми через седло павшими. Офицер Бирт говорил:

— Когда вернёмся в крепость, Риттс, ты получишь петлицы ведущего звено – два колоска. Я заметил, как ты исхитрился в бою с антилопой, вовремя присев и резко поднявшись под ней в тот самый миг, когда она перепрыгивала. Тебе же, Вальт, быть первенсом (помощником), отвечающим за полузвено – один колосок. Чернорога ты не смог зарубить,

но, если б не твоё предупреждение, оглашённое как нельзя кстати, – и я бы не смог.

Риттс шагал, довольствуясь гибелью пастушки, что была подобна другой такой твари, участвовавшей в нападении на его дом. Тем не менее, степняк не считал их победу достаточной. Нет, пока звериное племя не будет вырвано из степи под корень, не устанет он бдеть и совершенствоваться в искусстве охоты. Не расслабится он, разве что – лишь немного… Но повышение из безликих новобранцев сразу в ведущих всё же оправдало прошедшую вылазку. Ведь чем более высок его чин в иерархии ордена бледнокожих, тем больше бойцов он сможет повести за собой, и тем скорее добудет он близким возмездие в виде множества шкур и голов поверженной нечисти.

Буря и доблесть на приграничье. Акт девятый

Путешественники разбили лагерь у фамильного кургана – в месте спокойном и благонадёжном. Утром, когда Ричард, проснувшись, отошёл справить нужду, его ногу обвила гремучая змея. Чешуйчатое отродье поднялось до колена и заглянуло юноше в глаза, пока из него вытекали продукты брожения. Переливаясь в блеске лучей, змея смотрела враждебно и уже готовилась зло зашипеть, но мужской голос, раздавшийся сзади, спугнул и заставил её уползти.

— Как тебе край? Живописный, скажи?

Ричард заправился и повернулся: увидел фигуру отца.

— Сухо здесь, климат другой.

Они стояли по щиколотку в травах степи, выжженных светилами в цвет их лицевой растительности.

— Да… — отец протянул и перешёл к делу: — Ты едешь в крепость.

— А вы разве нет?

— Я должен остаться и почтить усопших, ты же – езжай; и прикажи рекрутеру, чтобы выслали мне навстречу отряд для сопровождения. Вечером свидимся.

Мужчина пошёл назад к лагерю.

— Отправьте Парселию, отче! — сорвался на крик живописец. — Я ведь не знаю, что и кому!..

Сердце Ричарда забилось, как бешеное, и с каждым шагом отдалявшегося отца обещало взорваться.

– - - - -

Степь была залита светом бескрайнего неба. Добряк переставлял копыта по пыльной дороге, между которой шумели равнины, кишащие насекомыми.

На горизонте, не так далеко, возвышались над местностью три гиганта – прямоугольные башни смотрителей. Та, что была выстроена посередине, уступала высотой двум другим, достигавшим эфира. Позолоченные строения оканчивались стеклянными куполами, походившими на пирамиды. Их причудливая поверхность сияла в малиновой руфиссе, приятно ослепляя.

Ричард ехал неспешно, раздумывал. Говорил сам с собой. Несмотря на всю его взволнованность, предвкушение нравов

отцовского ордена внезапно подарило улыбку. «Интересно, увидят ли они во мне что-то знакомое? Как воспримут?» И юноша вознамерился проверить смекалку смотрителей, решив поначалу не раскрывать своего родства с их предводителем. К Зенице он был уже близок.

Подъезжая, Ричард увидел, что крепостные стены сложены из массивных брёвен, а на длинных галереях стоят караульные. Дорога, по которой он вёл жеребца, оканчивалась укреплёнными металлом воротами, довольно высокими. Ничего лишнего – всё гладко и строго. На всадника, сверху, обратил внимание один из смотрителей. Он облокотился на бруствер галереи и выгнулся в его сторону.

— Спокойствия светлой степи! — поприветствовал караульного Ричард, остановившись возле ворот.

— Спокойствия, милсдарь.

И тишина.

— Чем обязаны? — спросил, нетерпеливо, привратник.

— Я желаю вступить в ряды вашего войска, — волеизъявил живописец.

Привратник фыркнул и посмотрел на караульного рядом.

— А я вот желаю, — сказал он надменно, — желаю я, в таком случае, рекомендательное письмо.

— У меня его нет. Но есть один человек, он поручится…

— Слушай, малый, — перебил караульный, — ты сам откуда? Иди себе с миром, покуда живой. Здесь небезопасно. И смотри, кабы гнедого красавца степняки не забрали. Они, знаешь ли, не церемонятся.

— Я не боюсь их, — наращивал тон живописец, подражая привратнику, смотревшему свысока. — У меня – револьвер.

Караульные переглянулись и, через несколько мгновений, конфисковали оружие до выяснения обстоятельств. Однако в крепость его всё же пустили.

После осмотра и нескольких необязательных грубостей, юноше было велено подняться на верхний этаж одной из башен. На каждом этаже, как ему объяснили, расквартирована сотня, а на последнем расположен корпус новобранцев. Туда его и определят, если «сгодится».

За воротами, над головой, подымался арочный свод, являвшийся основанием средней башни. Внизу же, по бокам от него, располагалось множество дверей. Далее, за тенью, виднелся широкий плацдарм, а за ним находились продолговатые стойла конюшен, к которым, за монету, отвели Добряка. Ричарду оставалось добраться до нужного корпуса. Он открыл тяжёлую половину двери и вошёл в тёмное помещение; стал подниматься вверх по ступеням, нервничая донельзя.

«Чёрт. Револьвер-то забрали! — спохватился юнец. — И чем теперь хвастаться?»

Откуда-то послышался взвинченный смех. Юноша дрогнул. Казалось, что хохотавшие мужчины были, в основном, в возрасте, и Ричард вознадеялся, что раскаты буйного смеха принадлежат старшим офицерам. А что, если среди новобранцев – громилы да нарванные старики на манер его деда? Хуже всего, если они в большинстве, и держат в неуставном подчинении всех, кто помоложе и послабее… Отец подоспеет сюда только к вечеру, если не к следующему утру, а до того времени – ты сам за себя, — говорил Ричарду внутренний голос.