Театр Клары Гасуль

Мериме Проспер

Донья Мария. Я? Выйду замуж? Боже!

Брат Эухеньо. Надо благодарить бога за все щедроты, которые он на вас изливает, а не предаваться беспричинному унынию. (В сторону.) Не мешает поговорить о ней с врачом.

Донья Мария (твердо). Повторяю, отец Эухеньо: вы меня не знаете.

Они пристально смотрят друг на друга, затем опускают глаза.

Брат Эухеньо (вынимает часы). Мне кажется, донья Мария, вы хотите мне в чем-то признаться. Буду счастлив подать вам полезный совет. Завтра днем, с двенадцати до двух, я в исповедальне. Приготовьтесь за это время, усердней молитесь. А сейчас мне пора,

мать игуменья ждет меня пить шоколад.

Донья Мария. Боюсь, вы станете презирать меня: вы ведь не просто мужчина, вы священник.

Брат Эухеньо. Быть может, я невпопад скажу, донья Марикита, а быть может, и угадаю: кто-то вам вскружил головку.

Донья Мария. Вы священник... но если бы вы могли понять...

Брат Эухеньо. Прекрасно понимаю, что месяц назад в Гавану прибыл Хиронский батальон волонтеров. У офицеров мундиры с иголочки. По воскресеньям они ходят к обедне в церковь святого Иакова, где бываете и вы... Завтра мы об этом поговорим.

Донья Мария. Ничего я вам не скажу, ничего вы от меня не услышите. Что я за несчастная!

Брат Эухеньо. Дитя мое! Кроме как от смерти, лекарство от всего найдется. Прощайте, меня ждет шоколад. (Хочет уйти.)

Донья Мария (удерживает его). Жизнь или смерть! Отец Эухеньо, выслушайте меня! Мы здесь одни... Умоляю, выслушайте меня! Вы должны меня выслушать! Моя жизнь в ваших руках... Скажите только слово, и... клянусь...

Брат Эухеньо смотрит на нее все строже.

Ах, отец Эухеньо!.. Вы священник... Я не могу говорить с вами.

Брат Эухеньо. Донья Мария! Я, право, не знаю, то ли смеяться над вашим поведением, то ли сердиться... Нет, мне только жаль вас, вы мне внушаете сострадание. Станьте на молитву и через час приходите в монастырскую церковь. Там я выслушаю вас, а теперь не могу.

Донья Мария (вынимает спрятанное на груди письмо). Чего не смею сказать вам... может быть, письмо...

Брат Эухеньо (протягивает руку). Письмо? О чем? Дайте!

Донья Мария (не отдает). Обещайте мне не читать его здесь. Прочтите вечером, не раньше вечера. Обещаете? А завтра... Нет, не говорите мне о нем... Если вы мне вернете его... не упрекайте ни в чем... это бесполезно... Верните — и все... Я сама накажу себя за легкомыслие... Но только, ради бога... ведь вы не станете упрекать меня?

Брат Эухеньо (берет письмо). Дайте!

Донья Мария. Сжальтесь надо мной, умоляю!.. Я как могла боролась с собой... Главное, не открывайте его здесь.

Брат Эухеньо разрывает конверт.

Ах, боже мой, что вы делаете? Отец Эухеньо!.. Заклинаю вас!.. Пожалейте меня... Отец Эухеньо! Отдайте письмо... Вы меня убиваете... Ах, да не читайте же здесь!

Брат Эухеньо. Что с вами?.. Кто-то идет! Успокойтесь!

Донья Мария. Не читайте здесь... или верните письмо.

Рита (входит). Отец Эухеньо! Мать игуменья ждет вас пить шоколад.

Брат Эухеньо. Иду. (Донье Марии.) Тотчас же прочту.

Брат Эухеньо и Рита уходят.

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Донья Мария одна.

Донья Мария. Итак, я выдала свою тайну... Выдала без всякой надежды, что отец Эухеньо ответит на мою любовь... и притом в ту минуту, когда я ясно увидела все его равнодушие ко мне... Что я говорю?.. Равнодушие!.. Он священник, благочестивый человек, строгой жизни — значит, у меня нет никакой надежды. Чем ждать его упреков, надо было... Однако... если бы он меня полюбил... если бы он мог меня полюбить!.. Нет, никого он, кроме бога, не любит... Но иногда он говорит так ласково... так

нежно... Вот и теперь: вдруг мне показалось, что предо мной уже не священник... Но стоило мне заговорить, как он посмотрел на меня таким ледяным взглядом, что мужество изменило мне... А в тот вечер, когда я танцевала с Франсиской, он был словно упоен нашим весельем, — вот когда мне надо было признаться ему в любви!.. Франсиска! Она танцевала со мной... Да нет! Она его не любит. Если она и влюблена, так непременно в офицера... Правда, он часто говорит с ней... Но нет... Только не о любви... Франсиска не могла бы... Священника! Одна я... Боже! Какой великий грех! Любить священника! Одна я во всем мире способна на такую ужасную, такую преступную любовь... Это-то и успокаивает меня. Негодная! Нашла чем успокаивать себя — преступностью! Зато у меня не будет соперницы... наверно, он уже достал письмо... А вдруг он именно теперь читает? Конечно, оно вызовет в нем гнев, возмущение... Чтобы женщина могла так низко пасть! А может, он смеется надо мной и говорит, пожимая плечами: «Глупое дитя!..» Боже всемогущий! Я им докажу, что я не дитя. Они увидят, что я похрабрее любого воина, что я люблю так, как мои подруги любить не умеют. Или он, или смерть... А ну как он покажет письмо? Оно такое дикое... А конец?.. Что я там написала? Ни слова не помню. Голова кругом идет... «Я... если вы меня не любите... то я...» Сумасшедшая! Зачем я дала ему письмо! Уж лучше бы на словах... Он увидел бы мои слезы, волнение... А тут — бесчувственная, холодная бумага, старательный почерк... точки, запятые! Подумает еще, что я прикидываюсь, будто люблю его... выписываю фразы из романов... Опять назовет меня ребенком. Боже! Убей меня, не то они до того меня доведут, что я сама себя убью... Не написать ли ему хоть одно слово? Извиниться за письмо, объяснить... Нет, это уж будет совсем глупо... Может, он и не читал еще письма. Если бы прочел, так пришел бы сюда или послал бы за мной. Я не перенесу ожидания... я с ума сойду... Сама просила его не читать письмо до вечера, а теперь боюсь: вдруг он окажется чересчур послушным... О, лучше смерть, чем пытка неизвестности, чем всю ночь вертеться в постели, томиться без сна! Отец Эухеньо! Убей меня сразу!..

За сценой слышен разговор, смех.

А, вот идут те, кого я называю подругами! Болтают, смеются. Никогда еще их присутствие не было мне так невыносимо. (Хочет уйти.)

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Донья Мария, донья Ирена, донья Химена, донья Франсиска.

Донья Ирена. Мария! Марикита! Куда ты? Чего ты бежишь от нас?

Донья Xимена. Что с тобой, Марикита? Глаза у тебя красные, словно ты только что плакала. А, догадалась: ты читала роман с печальным концом!

Донья Мария. У меня голова болит.

Донья Франсиска. Бедняжка! Да, лоб горячий. Посидела бы здесь в тени, право! В комнатах душно. Сядем на скамейку, положи голову мне на плечо, а я... (Тихо.) Марикита! Дорогая! Мне столько нужно тебе рассказать! Непременно останься и выслушай меня.

Донья Ирена. Марикита! Рассуди нас с Хименой!

Донья Xимена. Нечего сказать, нашла судью! Что она понимает в этих вещах? Франсиска — еще куда ни шло.

Донья Ирена. Что тут особенно понимать? Пусть только скажет, чтó ей больше нравится.

Донья Франсиска. Да не мучайте ее дурацкими вопросами! Бедный ребенок! Вы же видите, что она больна.

Донья Ирена. Ты хочешь, чтоб тебе никто не мешал самой к ней приставать. Обе вы просто невыносимы — водой вас не разольешь.

Донья Мария (зевая) [3] . В чем дело, Ирена?

3

Довольно обычное действие волнения. Известно, что Али-паша, сдавшись туркам, перед смертью зевал целый час подряд. (Прим. автора.)