Театр в квадрате обстрела
Шрифт:
Позднее станет известно, что Таню, умиравшую в одиночестве, нашли и успели вывезти из Ленинграда на Большую землю. Полуживой попала она в Красноборский детский дом № 48 Шатковского района Горьковской области. Шла долгая борьба за ее жизнь. Но спасти маленькую ленинградку не удалось. Она умерла в районной больнице 1 июля 1944 года. Похоронена в поселке Шатки. Местные комсомольцы и пионеры решили создать на ее могиле памятник. Работали на полях, собирали металлолом. Памятник сооружен по проекту учителя Д. Куртышкина. Он выполнен в виде фрагмента кирпичной стены, а на ней, отлитые
О мужественной девочке напишут газеты и журналы всего мира. И не только о ней. Вот несколько строк из письма другой Тани — Богдановой; она написала на фронт отцу:
«Дорогой папочка. Я знаю, что вам тяжело будет слышать о моей смерти, да и мне помирать больно не хотелось, но ничего не поделаешь… Сильно старалась поддержать меня мамочка, она даже отрывала от себя и от других… 8 апреля она меня одела и вынесла на руках во двор на солнышко. Дорогой папочка, вы сильно не расстраивайтесь… Я лежу и каждый день жду вас, а когда забудусь, вы мне начинаете казаться».
Отступление затянулось, и все же мне хочется завершить его стихами нашей современницы, восьмилетней ялтинской школьницы Ники Турбиной. Придя в мир через сорок лет после своих трагически погибших сверстников, юная поэтесса пишет:
Вечен мир, если смертью не разорвет Шар земной. Он прозрачен и чист, как январский снег. Пожалей его, человек! Пожалей свой дом, Он — частичка твоя! Сын твой там или дочь — Это тоже Земля…Итак, создатели фильма приняли решение: героями документальной картины будут большой город и маленькая девочка, осажденный Ленинград и Таня Савичева. Каждый сюжет будет соотноситься с Таниной судьбой. А сам фильм будет называться «Подвиг Ленинграда».
Нет уже многих из тех, кто участвовал в создании картины. В ее первых вступительных титрах, среди имен операторов, четыре имени заключены в рамки:
А. Быстров
Ф. Печул
Я. Славин
В. Сумкин
Они погибли на Ленинградском фронте, в Ленинграде, в дни блокады.
А потом возникают кадры, снятые ими и многими другими операторами Ленинграда.
Идут немецкие солдаты. Голос диктора: «Они пошли по нашей земле, как привыкли ходить по странам Европы».
Оккупанты расстреливают советских людей, вешают их. — «Со своими понятиями о человечности».
Гонят «трофейную» свинью. — «Со своими идеалами».
Тащат гусей и уток. — «Со своими вкусами».
Существа с такими идеалами и такими понятиями идут, чтобы захватить дом Тани Савичевой, чтобы заключить ее в кольцо блокады и погубить голодом.
«Дядя Вася умер…»
Человек цепляется коченеющими руками за прекрасную решетку Летнего сада.
Продавщица в булочной взвешивает сто двадцать пять граммов хлеба под немигающими взглядами десятков людей.
На ступенях лестницы распростерта убитая девочка. Таня? Нет, это не она. Такая же, как она.
Ополченцы уходят на фронт. Кировцы делают танки. Диктор говорит о детях Ленинграда.
Взмывают в небо самолеты дивизии Сандалова — прикрыть Таню Савичеву своими крыльями.
Композитор Шостакович пишет для нее и про нее Седьмую симфонию. В комнате стоят два рояля. Композитор сосредоточен. Даже сирена воздушной тревоги не может отвлечь его от нотной бумаги.
И сразу — Нью-Йорк. Оркестр играет Седьмую симфонию. Дирижирует Леопольд Стоковский. Мы помним его по милому довоенному фильму «Сто мужчин и одна девушка». Он был тогда и моложе и беспечнее. Теперь седая голова дирижера напряженно вскинута вверх. Руки цепко держат и ведут вперед махину музыкальной трагедии о Ленинграде. Люди застыли в горестном изумлении. Граждане Нью-Йорка сейчас — в Ленинграде…
Повторяются некоторые кадры фильма «Ленинград в борьбе». И появляется множество новых. И в каждом из них мы видим, как, не жалея себя, защищали ленинградцы свой город, своих детей.
Так разворачивается на экране ленинградская эпопея, переплетаясь с судьбой Тани Савичевой.
Заключительные части фильма полны мажорного звучания, рокота победы.
Бьют пушки, бьют.
Вгрызаются во врага истребители.
По льду, да нет, уже по воде Ладожского озера идут машины с продуктами, цистерны. Лед оседает под их тяжестью, он уже не виден, и кажется, грузовики, как амфибии, пустились вплавь.
По улицам ведут первых пленных. По бокам, почти наступая на конвоиров, плотно стоит молчаливая толпа ленинградцев. Они заслужили эти минуты, это торжество. Седая женщина плюет на проходящих врагов. Те прячут лица в грязное тряпье.
Катит по улицам весеннего города первый трамвай. Останавливается. Открываются двери. Входит старушка, оглядывает пустой еще вагон и крестится.
По Невскому на специальной тяжелой платформе едет новый Самсон — он отправляется в Петергоф, чтобы встать на место павшего Самсона. Он снова рвет пасть могучего льва.
Краны устанавливают на гранитных постаментах Аничкова моста клодтовских коней.
Рассыпаются карточным домиком доски, укрывавшие «Медного всадника».
Будто сорванный ветром, слетает чехол с иглы Адмиралтейства. Снова пускается в вечное плавание под парусами кораблик на ее верхушке…
А Таня смотрит с фотографии большими, удивленными и немножко печальными глазами. И молчит. Молчит. Музыка договаривает то, что не в силах выразить слова. На экране проплывает снятая с самолета панорама прекрасного города, оказавшегося сильнее блокады. Здесь жила, а теперь навечно занесена в списки его героев Таня Савичева. Ей было только семь лет. Но она держалась не хуже других.