Тебе держать ответ
Шрифт:
— Однако ж быстро ты своего прежнего лорда позабыл, — заметил кто-то.
Говоривший не обиделся, только пожал плечами.
— А разница-то в чём? Там землю пахал, и тут буду, там повинность платил, и тут стану. А лорды — они на то и лорды, чай меж собой как-нибудь сами разберутся.
— Постой-ка, но ведь у лордов Эвентри вроде ещё младший сынок был? И дочки? — влез ещё один знающий, не исключено, что тоже беглый. Рассказчик окинул его оценивающим взглядом.
— Был и есть, — изрёк он наконец. — Только он мальчонка семи, что ли, годков. Говорят, его собираются в дальний монастырь отослать, к Лутдаху, вроде.
— Милосердный Гвидре, помилуй мальчика! — жалостно воскликнул кто-то — Гвэнтли тоже поклонялись богу странников, поэтому сочувствие выглядело искренним. — Мало что в монастырь, так ещё и чужому богу отдали…
— Сыну
— Да нет, я слыхал, младшего из тех двоих — как там бишь его? — видели в окрестностях замка, будто под видом угольщика…
— Ага, — сказал крестьянин и смачно сплюнул под стол. — Угольщик, как же, помню. И с ним мужик какой-то, что за его отца себя выдавал. Индабираны всё вокруг перерыли и перевязали всех угольщиков в округе. Две деревни дотла сожгли.
— Прям сожгли?! — ахнул кто-то.
— А то. Чай не их земля, не их люд, чего им жалеть.
— Но теперь-то, выходит, земля — их?
— Не их, а Одвеллов. Индабираны — верные септы, если воруют, то не для себя, а для великого клана.
Мужики зло посмеялись, без особого веселья. Том чувствовал их затаенное напряжение и, несмотря на разговоры о том, что Гвэнтли сохранят нейтралитет, понимал, что всё не так просто. Равнодушие мужиков было понятно — простолюдины на землях Эвентри не сильно пострадали; судя по этому и другим разговорам, которые он слышал, всё ограничилось стихийным набегом на две восточные деревни у замка и репрессиями против угольщиков. Грабить и жечь Индабираны не стали — они просто совершили поразительный в своей наглости набег, почти бескровно захватив клан, приходившийся септой главенствующему ныне клану Фосиган. Это был могучий удар по конунгу, но также — и удар по Одвеллам, которым присягали и от имени которых действовали Индабираны. Тому с трудом верилось, что Одвеллы в самом деле пошли на такую дерзость — подобный произвол возвращал Бертан в давние времена хаоса и кровавых междоусобных распрей, существовавших испокон веков и если не прекратившихся, то хотя бы поутихших с установлением власти великого конунга. Однако за этот титул, за причитавшиеся ему замок-город Сотелсхейм, за влияние и власть шли битвы подчас не менее, а то и более кровавые, чем в прежние времена. Что более коварные — так это точно. Прежде замок Эвентри взяли бы штурмом или подвергли изнурительной осаде, но чтобы вот так, прокрасться ночью и одним ударом обезглавить целый клан… это было просто, изящно и очень подло.
Продолжая слушать и помалкивать, Том выяснил, что леди Эвентри жива и невредима, но после смерти мужа пожелала удалиться от мира и посвятить себя Гвидре. Похоже, в отличие от младшего братишки Адриана, бедной женщине, по крайней мере, позволили самой выбрать бога, которому отныне будет отдана её жизнь. Девочки Эвентри также были живы и — тут Том прислушался внимательнее — помолвлены с септами Одвеллов, причём свадьба одной из них уже состоялась. Такая поспешность, а главное, осмотрительность наводила на самые нехорошие подозрения. Одвеллы вознамерились как можно крепче связать себя с Эвентри, что было в принципе невозможно в мирное время — поскольку Эвентри присягнули Фосиганам, а также в силу других причин, о которых Том знал больше, чем ему хотелось бы. Однако методы, которыми создавалась эта искусственная связь, были слишком неуклюжи — будто кто-то наспех пытался загладить допущенную ошибку. А ведь ничем иным, кроме как ошибкой, нападение на Эвентри не было. Спасут ли их Фосиганы от полного уничтожения — вопрос спорный, в особенности если Анастас Эвентри погиб, а Адриана Том выдавать ни в коем случае не собирался. Малолетний Бертран отдан в монахи, живых братьев и дядьев по отцовской линии у погибшего лорда Ричарда не осталось — возглавить клан некому, значит, клана не существует. Но ничто не мешает Фосиганам отомстить за павшего септу, организовав карательный поход против Одвеллов. И чем больше Том об этом думал, тем больше ему казалось, что сложившаяся ситуация гораздо более выгодна Фосиганам, давно мечтавшим уничтожить извечных соперников в битве за конунгат, чем Одвеллам, которые всего лишь сняли одну пешку с доски. Хорошо, пусть не пешку — пусть ладью, дела это не меняло. Так или иначе, эта минутная победа грозила Одвеллам скорым шахом и матом.
«И какое же счастье, что
Однако эти размышления, пусть и бесполезные, окончательно утвердили его в мысли, что сами боги — не стоит уточнять, кто именно из них, — послали его за Адрианом именно в это смутное время. Потому что этот мальчик, будь он сейчас в эпицентре событий, мог всё изменить. И не просто мог — он изменил бы, и, возможно, так, что Бертан захлебнулась бы в крови, как это уже случилось двенадцать лет назад. Тогда в ответе за это был другой мальчик, и рядом с ним не было умудрённого жизнью Тома, чтобы вовремя выдернуть его из мясорубки, в которой первыми летели головы ни в чём не повинных людей. Впрочем, когда доходит до войны, в ней не бывает ни в чём не повинных.
Убедившись, что все необходимые продукты собраны, Том поблагодарил за интересную беседу и отправился спать. Следующим утром, встав по привычке рано, поддался внезапному порыву и сходил на деревенский рынок, где купил несколько леденцов, ещё горячих, пахнущих сладкой патокой. Пацана негоже баловать, конечно, и Том собирался отдать их ему, только если по возвращении обнаружит образцовый порядок, а самого Адриана — смирно сидящим у крыльца, а лучше занятым какой-нибудь работой. Вероятность этого была невелика, так что Том почти не сомневался, что леденцы не пригодятся. Сам он сладкого никогда не любил, поэтому деньги заранее можно было считать выброшенными на ветер, однако и эта мысль его почему-то не удержала от бездумной траты.
Несмотря на обещание вернуться к вечеру, Том возвращался днём. Он не хотел признаваться себе в этом, но его подгонял страх, от которого он отмахивался весь вчерашний день, — как бы мальчишка не додумался устроить поджог. Однако на середине пути, там, где обычно дым уже был хорошо виден, ничего подозрительного не наблюдалось. Неожиданно для себя Том ощутил такое облегчение, что решил: «Молог с ним, пусть нажрётся этих леденцов, как бы там ни было. А потом я его за водой вверх-вниз так загоняю, что весь жирок мигом сгонит». Оставшийся до дома широкий участок пути он проделал быстрым шагом, почти бегом.
Хижина стояла на месте.
Адриана нигде не было.
Сперва Том не обеспокоился и даже не удивился. Он обещал парнишке два дня почти полной свободы — было бы наивно ожидать, что он ими не воспользуется. До вечера Том разгружал свои покупки, разогревал кашу на ужин (нетронутую, как и следовало ожидать) и пропалывал огород, к которому Адриан опять же предсказуемо не прикасался. Сушёных запасов стало меньше, но не настолько, чтобы дать повод опасаться, будто мальчишка снова затеял побег — в то же время было очевидно, что ушёл он не далее как сегодня утром, иначе не успел бы столько съесть. Словом, Том не видел поводов для тревоги и даже почти не думал об Адриане до тех пор, пока не начало смеркаться.
Тогда он решился посмотреть правде в глаза.
Парень удрал, в этом не оставалось сомнений. И припасов не взял не потому, что не собирался бежать, а потому что дурак. Он уже по меньшей мере сутки бродит по ущельям и, если не разбился и его не укусила змея, сидит сейчас, забившись в угол какой-нибудь расщелины, и ждёт, пока Том его снова отыщет.
Было очень сильное искушение не доставлять ему такого удовольствия.
Вышвырнув в ущелье леденцы, Том взял палку и пошёл искать.
На сей раз ни ему, ни Адриану не повезло. Что неудивительно — лукавая Тафи, покровительница игроков и безмозглых идиотов, редко бывает милостива дважды. Том ходил по склону до утра, обойдя все известные ему закоулки, заглянув в каждую расщелину и изойдя криком — бесполезно. Мальчишка как в воду канул, а более вероятно — валялся среди камней с раскроенным черепом.
Когда начало светать, Том понял, что дальнейшие поиски бессмысленны. Он выбился из сил от усталости и злости, и ещё — от мучительного чувства вины и страха, что с самого начала ошибался во всём. Он всё равно не смог бы уснуть, поэтому предпринял последнее, что мог сделать, — спустился в долину и пошёл к деревне, которую покинул всего сутки назад. Невероятно — но что если Адриану удалось самостоятельно найти путь с гор? Что ж, в таком случае всё кончено, и в то же время Том много отдал бы, чтобы было именно так. Иначе пройдёт неделя, и запах приведёт его к давно остывшему телу в одной из расщелин, мимо которых он проходил сегодня ночью — и он старательно отбрасывал мысли о том, что будет делать тогда.