Тебя никто не ждал
Шрифт:
— Я сделал это ради вас. И ради нашего малыша. Ради него, ради тебя, и ради девчонок я сделаю всё что угодно. Неважно, что было раньше, теперь это моя долина. Наша долина. Это важнее всего. Мы справились со многим — справимся и с ним.
Они продолжали говорить, но Эландер не стал дальше слушать. Он вернулся в сад, откопал сундучок. Тихо, словно в орочью крепость, прокрался в комнату, где раньше стояла его с Виитриссой, а теперь похоже, её с Микейлой общая постель. Открыл её шкафчик — она всё так же хранила ключ под половицей у окна — и высыпал туда большую часть фамильного серебра, остатки положил в карман. После тихонько покинул усадьбу и пошёл по направлению к летней дороге, где, по рассказам Микейлы, была таверна вербовщиков.
Как ни странно, он испытывал облегчение. Похоже, вернуться домой получается не у всех.
Глава 2
Эландер
Он понял сейчас со всей ясностью, что война необратимо изменила его. В усадьбе, ранее бывшей его домом, было место для прежнего Эландера-фермера и землевладельца, но для Эландера-бойца и разведчика здесь места не было. Да, на войне опасно, зачастую смертельно опасно, но там твой друг не становится новым мужем твоей жены и отцом твоих дочерей.
Начало смеркаться, но это ему не мешало ни капли, скорее наоборот. Ночь это время разведчика. За последние несколько лет Эландер привык к тому, что спать лучше днём. Он сам не заметил, как сошёл с дороги и начал ступать бесшумно. Тело само знало, что делать, хотя никакой необходимости передвигаться скрытно сейчас не было. Огоньки в окнах домов без особого энтузиазма пытались разогнать темноту.
Таверна располагалась на том конце долины, где горы были выше. Там начиналась неширокая дорога, даже скорее тропинка, по которой весной скот выгоняли на верхние пастбища, а осенью возвращали назад, в долину. По сути долин было несколько: они, словно ступени гигантской лестницы, поднимались к вершине протянувшегося с запада на восток хребта. Нижняя долина, в которой располагалась усадьба Эландера, отличалась теплым климатом и плодородной почвой. В другой части долины, противоположной той, с которой пришёл Эландер, начиналось ущелье, пройдя сквозь которое можно было выйти на всхолмленную равнину, поросшую густым лесом. Выше лесов располагались пастбища, а ещё выше — безжизненные скалы, перемежавшиеся узкими ущельями, по дну которых стремительно неслись бурные потоки. Из теплой распаханной долины наверх, к летним пастбищам вела дорога, по которой перегоняли скот. По ней же шли в верхние леса добытчики лесного мёда, смолокуры и углежоги, а самые отчаянные охотники забирались и выше, туда, где водились горные козлы и охотившиеся на них снежные барсы, за шкуры которых давали хорошую цену.
На том месте, где дорога, связывающая воедино всю долину, переходила в узкую тропу, ведущую в горы, стояло здание таверны, в незапамятные времена сложенное из привезенных с верхнего леса брёвен. Она служила местом, где сходились вместе спустившиеся с гор пастухи, охотники и прочий бродячий люд с зажиточными землевладельцами долины. Здесь совершались сделки — и отмечался их успешный исход. Говоря по совести, благосостояние долины зависело не столько от хорошего урожая пшеницы и яблок, сколько от того, насколько успешно идут дела в горах. Транзитная торговля приносила намного больший барыш, нежели земледелие. Это давно поняли и фермеры, и жители гор, со временем осознавшие, что набеги не столь выгодны, как меновая торговля с низинниками.
Однако, порядок, казавшийся незыблемым до войны, был нарушен, и даже после окончательной победы над злом Государь не мог уследить за всем происходящем в обширной державе. Бандиты пошаливали на дорогах, и Эландеру приходилось с ними сталкиваться по пути домой. Да и самому, что греха таить, пришлось разок прибегнуть к такому методу заработка, после того как он спьяну проиграл в кости все деньги и даже доспех.
Вот и сейчас встреча с разбойниками не стала для него неожиданностью.
Он заметил их первым, сказалась армейская выучка. Три фигуры, явно не избалованные регулярной сытной кормёжкой, притаились у места, где дорога делала крутой поворот, под прикрытием непомерно разросшегося куста боярышника. Эландер мысленно одобрил выбранное ими для засады место. Двигающийся к таверне путник, пройдя мимо куста, оказался бы к ним спиной, что удобно для нападения. До этого он никак не мог их заметить, если бы шёл по дороге, а не параллельно ей в паре десятков шагов. К тому же, у Эландера был очень чуткий слух, о чем он был с детства приучен помалкивать.
Разбойники, следует признать, вели себя профессионально, то есть не болтали попусту. Однако сипели, кряхтели, почесывались и
Ему удалось подкрасться к ним ближе, чем на пять шагов — с такого расстояния он мог метнуть нож, а потом, до того как они среагируют, успеть допрыгнуть до ближайшего разбойника и уложить его одним ударом молота. После этого оставалось лишь справиться с последним, что не должно быть слишком трудно.
Эландер вытянул нож из сапога, крутнул его промеж пальцев. В левую руку взял молот. В начале войны он, как и большинство новобранцев, вооружился мечом. Те, кто поопытнее и поумнее, предпочитали копьё, а те, кто попроще происхождением — топор. После пары сражений большинство убирали мечи в дальний угол и обращались к менее сложному в обращении оружию. В свалке сподручнее всего длинные кинжалы, короткие копья и топоры на недлинной рукояти. Эландер одно время ходил в бой с копьем чуть короче человеческого роста и утолщённым древком, которым с случае чего можно было пользоваться как дубиной. Лишь немногие продолжали пользоваться мечами, но такие, как правило, долго не жили. К мечу, по их мнению, отчего-то непременно должно прилагаться благородство и бесстрашие. Хорошие качества для благородного господина, но плохие для воина, участвующего в войне, какой сотни лет не бывало. С переходом же в разведку Эландер вскоре перешел на молот. Небольшой, в локоть длиной, таким неудобно драться, но вот если требуется убить одним ударом — лучшего орудия не придумаешь.
Он метнул нож, метясь в основание черепа разбойника, притаившегося от него дальше всего, у самой обочины. Его роль, судя по всему, сводилась к высматриванию приближающейся жертвы. Людей, двигавшихся в таверну, а не от неё, разбойники похоже, в качестве потенциальных клиентов не рассматривали.
Нож свистнул в полете, рассекая воздух, но звук потонул в порыве ветра и вызванном им шелесте листьев. Разбойник обмяк и начал заваливаться набок.
Собраться по опасному ремеслу заметили что с их коллегой происходит что-то неладное, но они не успели отреагировать, Эландер одним броском преодолел расстояние, отделяющее его от ближайшего разбойника, которого он определил как самого опасного противника, нанёс ему точный удар молотом в висок, перекатился и набросился на последнего оставшегося в живых противника. Тот увернулся от первого удара, но Эландер поймал его на удар коленом в живот, вышиб дух и довершил дело привычным ударом молота. Всё заняло считанные мгновения, как и бывает обычно у разведчиков. Это тяжелая пехота в поле может по три дня молотить друг дружку почём зря, да маневрировать. В разведке всё решают мгновения.
Он осмотрелся. Три тела лежали под кустом боярышника. Ветер стих. Где-то вдалеке протяжно прокричала ночная птица. Эландер наклонился к телу разбойника, собираясь вытереть о его одежду окровавленный клюв молота. Труп слегка вздрогнул. Послышался едва слышный хрип, перешедший в неразборчивое ворчание. Эландер не успел ни удивиться, ни задуматься — его тело действовало само по себе. Он отпрянул от ворочающегося трупа, перехватил рукоять молота двумя руками и со всей силы саданул по колену трупа, потом по второму. После этого отскочил на несколько шагов. В голове у него пронеслись воспоминания о предпоследнем годе войны, соперничавшем по кошмарности происходившего с первыми днями службы. К тому времени он уже был матерым разведчиком, в составе особого отряда хаживавшем в дальние тылы врага, неоднократно бравшем языков в их штабных палатках. Однажды даже притащил к командиру черного нуменорца. После этого его даже зазнайки-эльфы зауважали.
После того как Властелин был повержен, его последователи продолжили отчаянное сопротивление. Враг бился отчаянно, уже понимая, что конец близок, и прибегал к самым чёрным чарам. Одним из этих зловредных чародейств была посмертная месть. Принявший особое снадобье орк или человек после смерти в бою вставал и с небывалой силой и яростью бросался на убившего его врага или просто на того, кому не посчастливилось оказаться поблизости. Длилось это недолго, и воины будущего Государя быстро научились что противопоставить темному чародейству: они попросту отрубали ноги поверженным врагам, либо перебивали колени. Восставший на краткое время труп был опасен, силён и бесстрашен, но много ли навоюешь, передвигаясь ползком?