Течения
Шрифт:
Ярость не ушла, она только раздувалась, пока Вера что-нибудь говорила или пела, пока я просто смотрела на нее. Я забыла про свой мутный купол, будто его и не было. А когда Петя незаметно вышел в коридор, я выскочила за ним.
Слушай, Петя, давай прогуляемся, постоим на балконе, мне тут как-то душно, даже голова кружится.
Хорошо, давай, я тоже хотел подышать.
А сходи за курткой, а я возьму плед.
Ух ты, а зачем?
На семнадцатом этаже лучший вид и очень тихо, наверняка ты не был там.
У нас есть семнадцатый этаж?
С
Он совсем не тянулся ко мне, не хватал за части моего тела и не придавливал меня своим, как делали другие парни, когда я их куда-нибудь уводила. Похоже, ему правда нравилось просто сидеть на ледяном балконе и быть отрезанным от всего общежитского копошения нежилым этажом. Петя даже не понял, что мне нужно. И тогда я просто поцеловала его, и он тоже начал со мной целоваться. Это длилось дольше, чем обычно.
Как-то странно, — сказал Петя и улыбнулся.
Наверное, тебе Вера понравилась?
Нет, вообще не понравилась.
Почему, — спросила я, потому что очень удивилась.
Не знаю, так и не скажешь, что мне в ней не нравится, ничего же не понятно из-за ее притворства.
Ого.
Блин, прости, вы же подруги, зря я так.
Ты знаешь, что мы подруги?
Все знают.
А что тогда странно?
Что ты первой меня поцеловала.
Я так часто делаю.
Вообще-то, это круто.
Серьезно?
Может, позовешь меня куда-нибудь первая?
Может, позову.
На следующий день мы с Петей пошли есть бургеры в тот самый неказистый торговый центр. Вокруг меня снова выросли стенки купола, но сомкнулись не до конца, и я сама удивлялась, почему все еще различаю яркие цвета и что-то чувствую. Я не понесла в библиотеку книги — только потому, что дыра в пелене давала надежду. Мне следовало бы использовать ее, чтобы подготовиться к экзаменам, но я выбрала Петю.
Я ела картошку фри, а Петя купил чизбургер. Я рассказывала ему про свои кавказские горы и спрашивала про его уральские. Смеялась, когда услышала, что в его области есть своя Эйфелева башня. Он показал мне фотографию, где держит ее на ладони, и я совсем расхохоталась. Папа Пети был пожарным, а сам Петя вырос в пожарной части, потому что его семье дали квартиру в том же здании. Летом детей пожарных поливали из шланга и тайно привозили в больших красных машинах на стадионные концерты, где дежурили их папы. Меня тронула история Пети, и я сказала, что жалею об отъезде.
Я тоже, но это пройдет, мы просто не привыкли.
Думаешь, так все просто?
Ну, я читал про адаптацию и пару раз ходил к психологу.
Ни фига себе.
Что тебя так удивляет?
Что парень из Челябинской области ходил к психологу.
И буду ходить чаще, когда
Поэтому у тебя так все легко?
А это плохо?
Нет, нет. Блин. Это хорошо. Просто… блин, я чувствую себя такой дурой.
Почему?
Потому что у меня ни фига не легко.
Я разрыдалась, и из меня стали вылетать ошметки страхов и тревоги. Петя сел рядом и крепко обнял меня. Он деликатно, как пинцетом для крохотных бриллиантов, вынул из меня все проблемы. Когда я успокоилась, мы вместе выложили их в ровную линеечку. Я ужасно устала, но почувствовала легкость и даже радость. Пойдем-ка, Настя, в мою комнату и подготовимся к пересдаче, сказал Петя.
Петя взял чистую тетрадь и расписал в ней подробный план, как готовиться. На двойном листе нарисовал схему того, что у меня запомнить не получалось. К каждому трудному билету придумал ассоциацию, за которую я должна была зацепиться. У него ушла на это всего пара часов. Я понесла тетрадь к себе в комнату, хотя не надеялась на успех. Просто радовалась, что такой приятный и умный мальчик вдруг мне помог.
Я шагала по Петиному плану несколько дней. И вдруг поняла, что содержание билетов больше не расползается в голове, а ровно и быстро ложится в каркас, придуманный Петей. Будто из липкого месива вдруг потянулась лента карамели и стала бодро накручиваться на разноцветные палочки.
Когда Вера уходила на йогу, стажировку или тусоваться с компаниями, в которых все время обсуждали политику, я шла к Пете и пересказывала выученное. Не надо дословно, говорил Петя, запомни тезисами, а все слова сами подтянутся. Мне казалось недоразумением, что Петя вот так со мной возится. Я знала, что скоро все кончится и я поеду домой. Но теперь я хотела забрать с собой Петину заботу, его веру в меня и свою надежду. Поэтому продолжала ходить и ходить к Пете.
В середине марта я легко сдала экзамен. Преподаватель из комиссии, которого я не видела прежде, удивился, как только такая умная и рефлексирующая девушка тут оказалась. Видимо, не ко мне вопрос, ответила я. Моя преподша по античке продолжала гонять на телефоне шарики и даже не посмотрела на меня.
В апреле мы с Петей виделись почти каждый день. Мы дружили, целовались и дважды сходили в кино на дешевые утренние сеансы. Петя иногда водил меня есть картошку фри и всегда платил.
Родинка почти перестала меня истязать. Она спала и иногда будто бы просто проверяла связь: над губой чесалось или было щекотно, но не более того. Все реже между мной и миром вставали пелена, грязные лужи, туман, мутный колпак и все разнообразие сущностей, которые разрушали мою память и сознание.
До меня вдруг дошло, что я влюбилась в Петю. И понимание этого потянуло за собой ясность, к какой я стремилась весь последний год. Злость выпарилась из меня, как вода. Исчезло даже место, где она булькала. Как если бы старый эмалированный чайник со сколотым носиком сняли с плиты и просто выбросили за порог. Теперь я не представляла, как вообще могу на кого-то злиться.