Техногнозис: миф, магия и мистицизм в информационную эпоху

Дэвис Эрик

Обитатели контркультуры 1960-х, представленные Кизи и его «Проказниками», может быть, и мечтали о просвещении, но их нирвана — в духе «plug-and-play» и «счастливого механизированного американца» — космическое сознание не сходя с дивана, достигаемое не долгими годами поисков в духе Сиддхартхи, но немедленно — химическими средствами в центре сенсорного циклона высокотехнологичного хэппенинга¹²⁵.

Дери предполагает, что, когда кислотники приспособили слоган корпорации DuPont «Сделаем жизнь лучше при помощи химии», они иронизировали куда меньше, чем сами думали.

С другой стороны, вырвав препараты и технологии из лап ВПК и СМИ, партизаны сознания 1960-х показали себя изобретателями-прагматиками, для которых хороши все средства изменения мира. Люди использовали визионерские препараты на протяжении всей истории, и тот факт, что самый мощный психоделик XX века появился в соответствующей XX веку упаковке, ничего не говорит о его способности

по меньшей мере имитировать экзальтированные состояния, о которых многие века было известно лишь от неуловимых шаманов и визионеров с подозрительно блестящими глазами. Однажды пройдя через неоновые врата в Пэйсли, многие фри-ки всерьез втянулись в кислотную метафизическую игру, повесили телефонную трубку и улеглись на маты для медитации. Многие потратили «долгие годы», идя по следам Сиддхартхи, стараясь отыскать проблески своего «я» в упорном буддийском самоисследовании.

А другие поступили в Эсаленовский институт, расположившийся в райском уголке Калифорнии на побережье Биг-Сур, буквально на самом краю Запада. Там они получили психотерапевтический контекст для своих исследований и в конечном итоге разработали более систематическую философию. Основанный Майклом Мерфи и Ричардом Прайсом, двумя интеллектуалами, развивавшими движение радикальной психологии, Эсален помог возникнуть и распространиться тому, что потом станут называть движением по расширению человеческого потенциала, — эклектичному соединению духовных практик и психотерапии, которое значительно повлияло на движение нью-эйдж. Точно так же как оккультное возрождение 1960-х заново встроило магические практики и архетипические образы в массовую культуру, так и движение по расширению человеческого потенциала открыло ржавые ворота западной психологии для состояний сознания, которые прежде игнорировались или описывались как бред или безумие. Сторонники медитации, психоделические визионеры, йоги-любители, группы поиска, гештальт-терапевты — всем им нашлось место в Эсалене. Вдохновленные «пиковыми переживаниями», о которых писал Абрахам Маслоу, этими вспышками богоподобных трансперсональных способностей, лежащих за пределами рутинной колеи обыденного сознания, интеллектуалы и терапевты Эсалена исследовали расширенное сознание, не отказываясь полностью от позитивистских талантов, связанных с их университетскими степенями.

Любой настоящий «психонавт» из Эсалена может рассказать вам, что исследования трансперсональных состояний сознания часто сопровождались празднествами освобожденной плоти. Для Гарольда Блума Эсален стал местом нового рождения гностического орфизма с его доктриной, прославлявшей жизнь в непрекращающемся состоянии интоксикации. Но посреди массажных масел, трипов, совместных купаний ведущие обитатели Эсалена помогли заново оформить парадигму кибернетики и теории информации в прагматичный, удобный, бесстрастный подход к новым мутациям тела и сознания, который характеризовал весь эсаленский опыт. Критикуя современный культ инструментального рационализма, они протаскивали старое откровение алхимического поиска в новый информационный век.

Одной из ключевых фигур в этом процессе был Грегори Бейтсон. Антрополог по образованию, Бейтсон принимал участие в конференциях фонда Мейси в 1950-х годах, конференциях, которые обозначили социальное и научное применение кибернетики. Но, несмотря на свои связи с технократической и научной элитой, Бейтсон впоследствии превратился в чисто калифорнийского философа, постоянного обитателя Эсалена и крестного отца «Whole Earth Catalogue». Назвав кибернетику «величайшим плодом Древа познания, которое человечество получило за последние две тысячи лет», Бейтсон утверждал, что эта наука вызвала настоящий сдвиг философской парадигмы, который поможет нам постигнуть природу, социальное поведение, коммуникации и сознание как элементы единого целого, взаимодействующие внутри огромной живой системы, объединяющей вместе сознание и материю. Антиредукционистское, глубоко экологичное бейт-соновское представление о кибернетике, облаченное в удобную популяризаторскую упаковку, в итоге просочилось в контркультуру и получило широкую известность под именем «холистического подхода».

Изучая что попало — от искусства острова Бали до шизофрении и языка дельфинов (исследования в этой области проводил Джон Лилли), — Бейтсон помог развить кибернетическую модель «я». Согласно Бейтсону, «я» — это просто участок переработки информации, неразрывно связанный посредством циклов обратной связи с телом и окружающей средой. Сознание — это не некая картезианская трансцендентная точка отсчета, а само соединение, заставляющее рассматривать познающего и познаваемое совместно в более широком контексте «экологии сознания». Для Бейтсона гностическое бегство неприемлемо, потому что не существует никакой отдельной души или обособленного «я», которое могло бы исключить себя из этого контекста. В своей статье «Кибернетика „я"» Бейтсон пояснил эти представления, используя пример человека, рубящего дерево. Когда человек примеряется, чтобы удар топора пришелся в нужное место, этот процесс, несмотря на то что Бейтсон пишет о нем как о «ментальном», вовсе не является простым жужжанием «шестеренок» в черепе. Бейтсон рассматривает всю систему «дерево-глаза-мозг-мускулы-топор-удар-дерево». Информация, которой, кстати, Бейтсон дал свое знаменитое определение «различия, которое производит различие», протекает через всю эту систему, и больший участок этой информации имеет «свойство имманентного сознания». Это имманентное сознание являет собой экологический аспект информации. Последняя пронизывает материальный мир, образуя в итоге разум куда более грандиозный, чем обычные мыслишки, проскакивающие искрами под крышкой черепа. Естественно ожидать, что, если бы этот проницательный джентльмен смог избавиться от внутреннего шума, он получил бы в награду глубинное интуитивное представление об этом мировом разуме.

Если все это напоминает вам некий кибернетический вариант дзен-буддизма, то вы попали как раз в точку. Даосизм и дзен-буддизм, по крайней мере в том виде, в котором они были переняты контркультурой, являются мировоззрением, основанным на представлении о природном течении, полном осознании через недеяние, а также спонтанной и трансперсональной творческой способности, которая расцветает, когда Эго уступает ей дорогу. Бейтсон сам попал в тенета восточной философии, подобно Фритьофу Капре, ярому стороннику теории систем, опубликовавшему в 1975 году бестселлер «Дао физики». Хотя Капра критиковали за его метафизические перегибы, связь между теорией систем и восточной философией — это не шутка. Позже ученый и эколог-активист Джоанна Мейси в своей книге «Причинно-следственная связь в буддизме и общая теория систем» обоснует точку зрения, согласно которой как кибернетика, так и ранняя буддийская философия описывали мир как нелинейный танец взаимосвязей. Мейси отмечает, что первые буддисты описывали «я» как производную двенадцати постоянно взаимодействующих компонент, среди которых — чувство, желание, физический контакт и понимание. Как и в кибернетической цепи, здесь нет единого центра контроля или устойчивого узла, через которое осуществляется все взаимодействие. Вместо этого само «я» возникает как динамическое соотношение сознания и бытия.

Хотя школа «гуманистической психологии», которой дал жизнь Эсален, отвергла убогий детерминизм бихевиоризма, она не отказалась целиком от модели человека-машины, которая доминировала в общепринятом психологическом дискурсе. Вместо этого команда Эсале-на попыталась дать человеку-машине кибернетический разум, усиливая его способность к осознанию и психологический потенциал и помогая ему освоить разнообразные «программы», через которые «я» обычно проходит инстинктивно. Наиболее «плотной» реализацией этой кибернетической алхимии была система биоконтроля, впервые придуманная и популяризованная Элмером Грином. В ходе относительно простого технологического процесса волны, излучаемые мозгом, отображались на мониторе в режиме реального времени. Попрактиковавшись немного с этим аппаратом, любой мог развить силу воли и научиться сознательно управлять прежде подсознательными телесными функциями. В сущности, можно было научиться превращать себя в киборга, управляя уровнем стресса или целым набором физиологических функций.

Конечно же, йоги тысячелетиями учились управлять своими сердечными ритмами и внутренними мышцами, и в этом смысле индуистские техники экстаза являют собой предмет своеобразной кибернетики старой школы. Неизбежным стало то, что Грин и К0 утвердились во мнении, что система биоконтроля может послужить удобным рычагом, помогающим достигать трансперсональных состояний сознания, на достижение которых у йогов и дзенских монахов уходили десятилетия тренировок. ЭЭГ наглядно демонстрировала, что эти состояния привязаны к определенным параметрам волновой активности мозга. Грин принялся обклеивать йогов электродами, а бихевиорист Джо Камийя доказал, что система биоконтроля позволяет любому научиться управлять состоянием работы мозга. Вскоре Грин уже разъяснял, что «среднему человеку нет никакой необходимости отдавать себя религии, догме или системе медитаций, чтобы научиться входить в состояние сознания, в котором пробуждается Источник Творчества, позволяющий решать проблемы»¹²⁶. Хотя отношение волн мозга и специфических состояний сознания не являлось точным знанием, так или иначе исследователи, как и следовало ожидать, принялись возвещать о наступлении «мгновенного просветления».

К сожалению, энтузиасты мозговой волны вскоре установили, что биоконтроль сам по себе не является легкой дорогой к сатори. Уже в то время Грин заявлял, что тренировки на устройстве биоконтроля могут открыть врата трансперсонального только в сочетании с другими техниками расширения сознания. «Истинное „я", — писал он, — можно быстро обнаружить, если индивидуум сумеет привести тета-волны в состояние ментального затишья при помощи ЭЭГ и одновременно сфокусирует свое внимание на „высшем"»¹²⁷. С некоторыми такой ки-берспиритуальный фокус проходил, но этот успех ставил перед исследователями новую серию вопросов: является ли истинное «я», катализированное посредством электронного оборудования тем же самым, что и «я», находимое христианскими мистиками в сиянии полунощи, или тем же самым, что проявляется в сосредоточенной многолетней работе буддийского монаха? И если высшие состояния сознания «деавтоматизируют» «я», высвобождая его из привычной колеи, как считают многие защитники исследований человеческого потенциала, то разве можно достигать их столь автоматически?