Текстология Нового Завета. Рукописная традиция, возникновение искажений и реконструкция оригинала

Эрман Барт Д.

Историю западного текста можно проследить, начиная с очень раннего времени, поскольку им пользовались Маркион, Юстин, Гераклеон, Ириней, Тертуллиан и другие церковные авторы II века [491] . Среди папирусов его содержат p⁴⁸ (конец III века) и p³⁸ (около 300 г.). Наиболее важными свидетелями этого типа являются Кодекс Безы и старолатинские рукописи, характеризующиеся более или менее длинными добавлениями текста или, в некоторых случаях, поразительными пропусками. Так называемый западный текст Евангелий, Деяний и посланий Павла был широко распространен [492] , причем не только в Северной Африке, Италии и Галлии (которые относятся к западной части Империи), но также и в Египте [493] и, в слегка измененном виде, на Востоке. Обращавшиеся там варианты текста представлены в Синайской и Кьюртоновской рукописях старосирийского перевода, в маргиналиях гераклийской, и, возможно, в палестинской сирийской версии.

491

См., например, Bart D. Ehrman, «Heracleon and the ‘Western’ Textual Tradition», в New Testament Studies, xl (1994), pp. 465-86. Патристические отсылки к западному тексту показывают, что Аланд ошибался, утверждая, что он возник в течение второй половины III в.,

когда церковь была свободна от преследований (с 260 по 303 гг.); мнение Аланда было основано на его анализе папирусов и других рукописных свидетельств. См. его «Alter und Entstehung des D-Textes im Neuen Testament: Betrachtungen zu p⁶⁹ und 0171», Miscel`ania papiml`ogica Ramon Roca-Puig, ed. by Sebasti`a Janeras (Barcelona, 1987), pp. 37–61, особенно c. 43.

492

Соборные послания и Книга Откровения, как представляется, не существовали в характерно западной форме текста.

493

Присутствие западного текста в Египте доказывают несколько папирусов (напр., p²⁹, p³⁸ и p⁴⁸). Общее мнение о том, что привычным для Климента Александрийского был именно западный текст (основанное на исследовании P. M. Barnard, The Biblical Text of Clement of Alexandria [Texts and Studies, v. 5; Cambridge, 1899]) должно быть пересмотрено в свете дальнейших исследований (R. J. Swanson «The Gospel Text of Clement of Alexandria» [Diss., Неопубл. дисс. New Haven, 1956]). Суонсон обнаружил, что в «Строматах» Климент цитирует Матфея и Иоанна вдвое чаще по египетскому (александрийскому) тексту, чем по западному. См. далее Michael Mees, Die Zitate aus dem Neuen Testament bei Clemens von Alexandrien (Rome, 1970).

Главная черта западного текста — его страсть к парафразу. Отдельные слова, словосочетания, придаточные предложения, а иногда и целые фразы свободно изменяются, добавляются или выбрасываются вовсе. Иногда целью подобной правки оказывается гармонизация, но в ряде других случаев текст явно редактировали, желая обогатить его подробностями, взятыми из традиции или апокрифов.

2. Александрийский текст

Было бы ошибкой считать, что везде и всюду в Римской империи господствовала манера бесконтрольного копирования текстов, подобная той, что привела к появлению западного типа. У нас есть все основания полагать, что, по крайней мере, в одном центре раннего христианства — а именно в Александрии — были предприняты осознанные и последовательные попытки поставить переписку текстов Нового Завета под должный контроль.

Александрия, в древнем мире славившаяся как главный центр науки и культуры, была местом, где процветали давние традиции классической филологии. Их средоточием были знаменитый Мусейон и Александрийская библиотека, но и основная масса горожан тоже, по-видимому, находилась в поле влияния этой культуры [494] . Неудивительно, что связанные с Александрией рукописи новозаветного текста с самого начала демонстрируют высокую аккуратность в передаче текста. Именно здесь древнейшая его форма сохранялась и переписывалась, и о том свидетельствуют труды церковных писателей III–IV вв. — Оригена, Афанасия, Дидима Слепца, а также такие замечательные рукописи, как p⁶⁶, p⁷⁵, Ватиканский и Синайский кодексы, а также коптские переводы. Поразительное совпадение текста p⁷⁵, относящегося к началу III в., и Ватиканского кодекса, относящегося к IV в., ясно доказывает стремление христианских ученых в Александрии со всем прилежанием и аккуратностью сохранить текст Нового Завета свободным от искажений.

494

См. Rudolf Pfeiffer, History of Classical Scholarship: From the Beginnings to the End of the Hellenistic Age (Oxford, 1968), pp. 87-104, 171–209.

Конечно, даже в Александрии писцы при постоянном копировании текстов понемногу изменяли их. Поэтому среди александрийских свидетелей ныне выделяют две подгруппы. К первичным относятся те, что сохранили верность прекрасному тексту p⁷⁵ — B (это в первую очередь p⁶⁶, датируемый примерно 200 г., и Ориген), ко вторичным — те, кто выказывает признаки характерно александрийской правки, сглаживающей грамматику и стиль (C, L, 33, Дидим Слепец).

Во II–III вв., таким образом, мы констатируем существование двух основных текстуальных типов: склонный к парафразу, неконтролируемый западный и тщательно сохраняемый, близкий к оригиналу александрийский. Вне всякого сомнения, наряду с ними формировались и существовали также и другие характерные типы текста, однако от этих локальных типов сохранилось весьма немногое [495] .

495

Включая трудноопределимый кесарийский текст. См.

3. Византийский текст

Третьим основным типом текста, дошедшим до нас, является византийский, известный под разными названиями. Весткотт и Хорт окрестили его сирийским, фон Зоден (von Soden) — типом койне, Лейк (Lake) — церковным, а Роупс (Ropes) — антиохийским типом текста. Если оставить в стороне тех немногих исследователей, кто в принятии текстологических решений продолжает апеллировать к «тексту большинства» [496] , практически все ученые ныне видят в византийском типе позднюю редакцию текста. Недавние исследования показывают, что в зачаточном виде его можно найти уже у таких отцов IV века, как Василий Великий и Иоанн Златоуст [497] , однако окончательная форма византийского текста стала результатом медленного развития традиции, которое нельзя локализовать в каком-либо одном регионе или точно датировать [498] . Иными словами, византийский текст не был создан одним человеком или одной общиной. Напротив, представляется, что его редакторы заимствовали варианты из более ранних типов текста и делали выбор между уже существующими чтениями, вместо того, чтобы создавать собственные, которые соответствовали бы их представлениям об улучшении текста [499] .

496

См.

497

См. Jean-Fransois Racine, The Text of Matthew in the Writings of Basil of Caesarea (Athlanta, 2004).

498

См. Klaus Wachei, Der Byzantinischen Text der katholischen Briefe: eine Untersuchung der Koine des Neuen Testaments (Berlin, 1995). Более раннее, краткое и характерно настойчивое утверждение, см.: E. C. Colwell, «Method in Establishing the Nature of text-Types of New Testament Manuscripts», в Studies in Methodology in Textual Criticism the New Testament (New Testament Tools and Studies; Grand Rapids, MI, 1969), pp. 45–55.

499

Вот

почему новооткрытые папирусы будут иногда давать чтения, ранее уже известные по византийским свидетелям: византийский текст воспринял более ранние чтения, и в некоторых местах только благодаря этому они и оказались нам доступны. (См. H. Sturz, The Byzantine Text-type and the New Testament [Nashville, 1994] и особенно Zuntz, op. cit., pp. 55). Однако это не означает того, что византийский текст возник одновременно с этими чтениями, поскольку тип текста представляет собой большую подборку чтений и их комбинаций, словами Колуэлла — «полный комплекс чтений, составляющий общую картину» (op. cit., p. 52).

Византийский текст характеризуется ясностью и полнотой. Те, кто на протяжении многих лет заботился о его внешнем виде, стремились убрать любые шероховатости стиля, соединить конкурирующие разночтения в один пространный вариант (этот процесс носит название конфляции), и гармонизировать не вполне согласующиеся параллельные места. Несомненно, такие достоинства обеспечили этому текстуальному типу столь высокую популярность, что к началу средневековья именно его стали предпочитать копиисты. Древнейшим памятником этого типа является Александрийский кодекс (в Евангелиях, но не Деяниях, посланиях или Откровении); его мы находим во многих поздних маюскулах и подавляющем большинстве минускулов.

Успеху византийского текста способствовали и исторические причины. Этот тип был принят в Константинополе, откуда затем широко распространился по всей Византийской империи, где сохранялся греческий язык. Не приходится удивляться, что именно этот текст стал господствовать в рукописной традиции греческого Нового Завета начиная с VII века и сохранился в абсолютном большинстве сохранившихся рукописей. Однако последнее обстоятельство, как мы уже видели выше, отнюдь не дает византийскому типу какого-либо преимущества при реконструкции оригинального текста. Для этих целей избираются более ранние варианты — западный и, в большей степени, александрийский, которые, по мнению весьма многих критиков, далеко превосходят византийский текст.

IV. Текстология и социальная история раннего христианства [500]

Если конечной целью текстологии мы сочтем реконструкцию оригинала Нового Завета, критика приобретет отчетливо негативные черты и сведется к вычеркиванию всех ошибочных чтений, что в итоге приведет к восстановлению первоначального текста. По словам Хорта, эта задача требует «не более чем выявить ошибку и отбросить ее» [501] .

Напротив, в последние десятилетия многие текстологи пришли к выводу о том, что чрезмерная концентрация на автографах приводит исследователя к своеобразной близорукости, поскольку она не учитывает, что текстуальные вариации могут оказаться полезным материалом для историка, который занимается не только экзегетикой новозаветного текста. Поэтому одним из наиболее значительных прорывов в текстологии в последнее время стало понимание того, что история передачи текста может стать источником по истории его интерпретации: раннехристианские экзегеты часто расходились в понимании того или иного пассажа потому, что цитировали его в разных видах [502] .

500

Этот раздел в основном представляет собой изложение следующих работ Bart D. Ehrman, «The Text as Window: Manuscripts and the Social History of Early Christianity», The New Testament in Contemporary Research: Essays on Status Quaestionis, ed. by Bart D. Ehrman, Michael W. Holmes (Grand Rapids, MI, 1995), pp. 361–379’ idem, «The Text of the Gospels at the End of the Second Century», Codex Bezae: Studies from the Lunel Colloquium, June 1994, ed. by Christian-Bernard Amphoux and David C. Parker (Leiden, 1996), pp. 95-122.

501

B. F. Westcott and F. J. A. Hort, The New Testament in the Original Greek, ii (London, 1881; 2^nd ed., 1896; repr. Peabody, MA, 1988), p. 3.

502

См., например, Bart D. Ehrman, «Heracleon, Origen and the Text of the Fourth Gospel», Vigiliae Christianae, xlvii (1993), pp. 105–118. Обсуждение методологической стороны вопроса см. в его же «The Text of Mark in the Hands of Orthodox», in Biblical Hermeneutics in Historical Perspective, ed. by Mark Burrows and Paul Rorem (Philadelphia, 1991), pp. 19–31.

Более того, некоторые ученые признали, что текстуальные варианты могут пролить свет на социальную историю раннего христианства, особенно в первые три века, когда и появилось наибольшее число искажений [503] . Ведь изменения, которые вносились писцами в текст, иногда были вызваны социально-историческими условиями, в котором работал переписчик. Исследуя эти разночтения, можно реконструировать контекст, в котором они были созданы, причем других сведений об этом контексте мы почти не имеем. Если мы смотрим на вещи так, то текстуальные вариации перестают быть сорняками, которые должны быть повыдерганы на пути к восстановленному оригиналу, как считал Хорт; наоборот, они превращаются в ценные исторические свидетельства о древнейшем христианстве.

503

См. Bart D. Ehrman, The Orthodox Corruption of the Scripture: Effect of the Christological Controversies on the Text of the New Testament (New York, 1993), pp. 28, 44, n.l 12. Ранее этот феномен отметили в своих работах Фредерик К. Конибир (E. C. Conybeare), Адольф фон Гарнак, Дж. Рендел Харрис, Кирсопп Лейк, Дональд Риддл (Ridelle), Ч. С. К. Уильямс (Williams), Эрик Фашер (Fascher); см. ibid., p. 42, п. 94. Элдону Эппу (Epp) принадлежит работа, открывшая новую страницу в изучении проблемы: E. J. Epp The Theological Tendency of Codex Bezae Cantabrigensis in Acts (Cambridge, 1966). См. также книгу Дэвида Паркера (Parker) The Living Text of the Gospels (Cambridge, 1997).

В социальной истории раннего христианства можно выделить шесть основных сюжетов, разработке которых может способствовать анализ расхождений в рукописях Нового Завета.

1. Доктринальные дискуссии

В 1934 г. увидела свет новаторская работа Вальтера Бауэра (Bauer), в которой он доказывал, что в II–III вв. ортодоксия не была ни исходной, ни повсеместно господствующей формой христианства, а ересь (во всех ее многообразных проявлениях) не была вторичным и далеким производным от ортодоксии. Напротив, раннее христианство состояло из конкурирующих вариантов веры и практики; один из этих вариантов по ряду причин социального, экономического и политического характера в итоге одержал верх и затем переписал церковную историю в духе собственного триумфа. Ортодоксией стала та форма религии, которую приняли христиане Рима [504] .

504

Walter Bauer. Rechtgl"aubigen und Ketzerei im "altesten Christentum. Betr"age zur historischen Theologie, 10 (T"ubingen, 1934). Английский перевод со 2-го немецкого издания (под редакцией Георга Штрекера [G. Strecker], вышедшее в 1964 г.): Orthodoxy and Heresy in Earliest Christianity, ed. by Robert Kraft and Gerhard Krodel; Philadelphia, 1971.