Шрифт:
Колеса телеги хлябали по грязи, оставляя за собой тонкую колею, которую сразу заливал дождь. По правую сторону от старой лошади шёл молодой парень в крестьянской одежде: подпоясанный конопляной веревкой и весь промокший; дергая за уздечку, он заставлял уставшую лошадь двигаться вперёд. В телеге, накрытой небольшим брезентом, сидела женщина преклонных лет, мальчишка лет пяти; на полу лежал укрытый меховой накидкой старик. В углу лежали съестные припасы: то, что успели собрать дома перед бегством.
***
Ветер легко обдувал рубаху Васи, на воротнике которой мать
С левой стороны, метрах в десяти от него работал отец; рядом с ним, по бокам, работали ещё два мужика – полоса этой человеческой машинки тянулась на несколько сот метров, и не очень ясно было, где заканчивалась. Движения синхронных кос поражали и напоминали танец очень искушённых в изяществе людей. Сзади бегал его маленький брат, Егор – собирал уже высохшую скошенную траву своими руками
До обеда оставался ещё час, руки, покрытые многослойными мозолями, болели. Мышцы напряглись, а кожа зудела от укусов мошек и пауков. Усталость уже не ложилась на него тяжким грузом, как было в начале лета – к любой жизни привыкаешь, когда не видишь дальше, чем несколько холмов и мелкая речка за пригорком.
Из раздумий его вывели неожиданные крики мужиков, работавших с отцом. Он оглянулся: отец лежал на свежескошенном сене, на которое текла кровь с правого веска отца. Вася рванулся к отцу; вместе с мужиками они оттащили отца в дом и положили на печь, мать промыла рану и заложила её размоченными травами. По дороге обратно Васе стало известно, что отец во время очередного замаха покачнулся и упал, попав под идущую по траве косу.
***
Телега выкатилась на небольшой перекресток, соединявший юг и восток, и уходящий на северо-запад. Дорогу всё больше размывало, капли дождя навесили пелену на глаза Васи. Кобыла шла неохотно, и копыта застревали в грязи.
Вася тащил лошадь за собой медленно приближаясь к перекрёстку, когда на встречу им вышел похожий на бочонок старик. Одежда и внешний вид сразу выдавали в нём купца: лицо, пышно украшенное бородой и мимическими морщинками на лбу, очень хорошо выстроенные кожаные сапоги, небольшая приземистая меховая шапка и кафтан. Жизнь явно не готовила незнакомца к таким испытаниям на дороге с ярмарки. Подойдя к Васе, он, задыхаясь, поклонился:
– Помогите, добрый человек, телега моя скакнула на кочке, и вот я смотрю, а колесо уже полетела с пригорка. Домашние мои поотбивали себе всё, вещи полетели с сундуков – помоги, в долгу не останусь. Со мной только дочка да жена.
Лицом Вася не выдал неприязнь к незнакомцу: уж больно хорошо пел, как и полагалось купцам, но от этого желание брать их с собой с хозяйским скарбом больше не становилось, тем более, что они шли не слишком законно и честно:
– У отца спрошу, коль примет Вас, так довезу куда надо!
Вася всучил вожжи купцу и направился к приоткрытому кусочку палатки. Отодвинув ткань, он увидел, что вместо старика, закутанного в одеяла, его встретили горящие янтарным светом глаза. Осадок от увечий не исчез: лицо было изможденным, но не мертвенно-бледным. Когда сын открыл занавеску, отец приподнялся и прислонил свою спину к деревянной стене телеги:
– Идиот ты, Васька, куда ты нас потащил? Августов день наступил? Думаешь, жизнь там лучше, али что? Мог бы встать и дал бы тебе по лбу, – укор отца прозвучал грозно, но как будто наиграно: как некоторая формальность, которая должна быть соблюдена отцом, если сын творит глупость.
– А зачем мы остановились? Приехали, небось, в райскую обитель?
– Отец, – это слово ему пришлось выдавить, – на улице стоит купец, просит взять его семью с пожитками к нам: телега, видите ли, его сломалась. Я думаю, что брать его не стоит: мутный он и явно чертей в нём не оберёшься.
– А тебя думой ещё никто не обременял – тащи его сюда, и к семье его поезжай, куда укажет.
План отца сразу не понравился Василию, но перечить в такой неспокойной ситуации казалось ему смертельным. Он снял ногу с телеги и пошёл к коню – пригласил гостя внутрь, пока тот залезал под настил, Вася, взяв мокрые волосы коня в копну, медленно сливал воду на землю.
Как только гость залез в телегу, из-под брезента показалась голова матери:
– Езжай направо, они не так далеко от перекрестка!
Вася взял вожжи и медленно направил лошадь в путь.
***
Прошло три дня с того момента, как отец потерял сознание. Он несколько раз приходил в себя, мать ухаживала за ним, меняя травы. Два дня назад через деревню проходила дружина, которую разбили на реке, находящейся в двухстах вёрстах ниже по течению. Дружинники не остановились в деревне, чтобы отдохнуть. Они потребовали у старосты провизии, и, забрав всё, пустились дальше.
***
Через некоторое время кобыла доплелась до ярко украшенной ярмарочной телеги. Колеса действительно не было, и повозка стояла на одном боковом колесе. Мгновенно из-за телеги мелькнули маленькие карие глаза жены купца:
– Помогите нам! – крикнула она.
Подбежав к нему, она продолжила:
– Наша телега сломалась, и мы с дочерью остались ждать мужа, который ушёл за подмогой, Вы его не видели?
– Ваш муж сидит в телеге. Мы приехали за вами. Берите дочку и залезайте внутрь, – чуть процедив, сказал Василий.
– Ох! Господь, благослови Вас! Постарайтесь забрать всё. Мы в долгу не останемся. Женщина забежала в телегу, позвала с собой дочь – было ей лет пятнадцать, и они залезли под ткань, которая уж окончательно промокла. Подвязав коня к растущему поблизости дереву, Василий отправился к повозке. Повозка оказалась забита пушниной. Забрать всё означало потерять вторую повозку Вася перетащил пару сундуков, наполненных под завязку – оставшееся добро он благоразумно вытащил, отойдя в ближайший лесок, Вася прикрыл сундуки ветками и посыпал землёй. Это вряд ли помогло, но оправдаться было необходимо. Вернувшись к телеге, Василий отцепил купеческую лошадь и запряг её в повозку – почувствовалось облегчение его старой кобылы, которая еле стояла на ногах.