Телепупс
Шрифт:
Пролог
Смотрите! Я показываю вам последнего человека! «Что такое любовь? Что такое творение? Устремление? Что такое звезда?» — так вопрошает последний человек и моргает. Земля стала маленькой, и по ней прыгает последний человек, делающий все маленьким. Его род неистребим, как земляная блоха; последний человек живет дольше всех. «Счастье найдено нами», — говорят последние люди, и моргают.
Многие в детстве летают во сне. Большинству нравится и они, взрослея, с ностальгией вспоминают как это чудесно. Полет, свобода,
У меня было не так. Я просыпался в холодном поту, плакал, звал маму. Она приходила и долго гладила меня по голове, пока я снова засыпал.
Кошмары с полетами продолжались до моей первой встречи с небом. Парашютист-инструктор с криком «Пошел, твою мать!» вытолкнул меня в люк старого, дребезжащего кукурузника. Говорили, мой вопль слышали даже на земле.
Следующим утром я проснулся окрыленным отсутствием снов.
Беспамятье.
Счастье.
Несколько минут пустоты, перед тем как сон покинет сознание.
Искренне хочется верить, что успех или провал предстоящего дня зависит от того, какой осадок чувств остается после медленного возвращения в мир. Очень хочется продлить эти мгновения…
…до бесконечности.
День 1, когда все кончилось
— Привет, с вами Саня и news-блок MTV. — Тру-ля-ля, ля-ля-ля. — Самая печальная, самая экстренная, самая забойная новость наступившего дня. Сегодня рано утром в своей квартире найдено тело известнейшего продюсера, разбивателя сердец, шутника, балагура и просто прикольного парня Шуры Шурина. Настоящее имя этого актуального человека Николай Владимирович Величко. — Разноцветно-лохматый NewsDJ блестел ровно-белыми зубами и демонстрировал волосатый животик. Если честно, до меня не сразу дошло, что этот попугай только что выдал в качестве забойной новости. — По разным источникам ему было или 47, или 51 год. Кто теперь станет исполнительным продюсером «Президент-Шоу»? Оставайтесь с нами и вы…
Мне предстояла сцена прощания с другом. Всплеск чувств и эмоций. Скорбь. Театр одного актера. Великая сила искусства.
Прямо у служебного входа больницы ошивался пресс-секретарь. Как только мы вывалились из машины, он всучил мне официальное заявление и потребовал, чтобы я его прочитал хотя бы раз, перед тем как огласить на пресс-конференции.
— Не понял, — не понял я.
— А ты никогда вовремя не доезжаешь, — съехидничала Татьяна.
Доехал я только после того, как увидел перед собой тело, найденное в собственной квартире. Шура лежал на оптимистичной бело-сиреневой койке-трансформере, был утыкан проводами и подсвечен разноцветными датчиками. Машинерия гудела и зюзюкала, гоняя по прозрачным трубочкам разноцветные жидкости, вытекающие неизвестно откуда и неизвестно куда втекающие. Шура предстал в виде продукта гидропоники. Растение. Биомасса. Организм без назначения и цели существования. Франкенштейн. Его пытались оживить, но эксперимент провалился.
— Вскрытие показало, что пациент жив, — заметил я, отвлекаясь от созерцания друга на симпатичную сиделку с восточными глазами и стойким загаром генетического происхождения. — Что скажете, сестричка?
— Я вам все скажу, — перехватил инициативу доктор, чье лицо было украшено недельной небритостью и чьи глаза сверкали чернотой уроженца кавказских провинций. Кажется, ему не понравилась моя сальная улыбка, с которой я сунулся к его коллеге. — Значит так. У него тяжелое сотрясение мозга, переломаны конечности и несколько ребер, многочисленные внутренние повреждения. Это плюсом к тому, что он хронический алкоголик с циррозом печени и язвой желудка.
— Он
Доктор поморщился, кивнул и убрал волосатые руки за спину. Мне представлялось, что именно такие должны быть у мясников и палачей.
— Пьяным как всегда везет. На его месте трезвый бы… Итак, я резюмирую: положение тяжелое, ничего гарантировать не могу. Скажите спасибо, что он вообще жив.
— Спасибо, — поблагодарил я и рухнул в кресло.
— Что будем делать? — спросил меня Директор, сидевший на соседнем кожаном гиппопотаме.
— А… — когда я хочу произвести впечатление на девушек, пусть даже на больничных сиделок, приехавших со своей знойной родины на заработки в мою страну, я никогда не ругаюсь матом. Почти никогда. — …его знает.
Директор покачал головой и присосался к бутылке с минералкой. Выпив половину, он произнес:
— Ты станешь публичным мужчиной.
— Зачем?!
— Ну, не мне же им становится. Ты на меня посмотри.
Я посмотрел. Лысая, непропорционально большая голова, с небритыми впалыми щеками и кожаной бородкой индюка под подбородком, красные от вечного недосыпа глаза и переломанный боксерский нос. Он был одет в мешкообразную кофту, которая болталась на нем как на вешалке. Воскресенье. Типа выходной.
— А, по-моему, очень даже ничего, — вставила Татьяна. — Мужикасто.
— Вот и я об этом же, — согласился Директор. — Мы тебя сделаем super-star. Шоу идет десять лет, десять лет ты у нас скромный главред. Твое опубличивание станет свежей струей, которую мы так долго искали.
Осмысливать идею я отправился в кафельно-никелерованную комнату, где из меня потекла мощная струя, совсем не претендующая на свежесть. Аналогия мне понравилась, и потом я долго смотрелся в зеркало, представляя себя выходящим на сцену в красном пиджаке, белых штанах и с открытой волосатой грудью. Зал… Нет, стадион взрывается орней и гвалтом: «Вася! Вася!! Вася!!!». Я машу им руками и ногами, а потом совместно с хором Вооруженных Сил начинаю хрипеть гимн: «Ты попал на TV». И вот уже многотысячная толпа поет вместе со мной и раскачивается в такт… Я наставляю на них пулемет… Где же ваши ручки?!?! … Сотни зажигалок и свечек, которые, как маленькие маячки, освещают путь мятущимся душам поклонников и фанатов. Пулемет дергается в руках: та-та-та-та-та-та…
Вернувшись в палату, я выдвинул альтернативное предложение:
— Продолжаем раскручивать Шуру.
— Как? — спросил Директор, с непониманием рассматривая свои пальцы.
— Элементарно Ватсон. Мизансцена следующая: Шура на работе — борьба за Шоу, за электорат, за демократию. Шура в больнице — борьба за жизнь смертельно больного пациента, начиная от вызова скорой до послереанимационных процедур. В больнице наверняка вели съемку для страховой компании с момента поступления больного. Нарежем, кое-что доснимим. Message что надо! Спрессованные в мгновения годы работы на благо народа и растянутые на целую вечность мгновения борьбы за жизнь одного человека. Отсюда мораль — успех и трагедия всегда рядом. Никто не забыт, ничто не забыто. Добавим блиц-интервью с коллегами и врачами. В итоге получается серий двенадцать по 40 минут плюс реклама. Я правильно мыслю?
— Правильно, — подтвердила Таня, быстро строчившая за мной в блокнот.
— Ну вот. Часть вопросов передадим на канал «Больница». Дальше надо подключить команду «Совершенно секретно». Им ведь тоже рейтинг поднимать надо. Подкинем кое-что для объективного фильма-портрета. Кому нужна смерть Шуры? Кто враги Шуры? Страна скорбит, а кто-то радуется. Кто? И так далее. Жалко Шурка не был садоводом-любителем. Мы бы про него передачу запустили на канале «Наше поле». В прошлую уборочную Шура заложил в закрома родины двадцать банок варенья! Представляете, какой резонанс!?