Телевидение
Шрифт:
— Услыхал? — переспросил “афганец”. — Видать, не мы одни уцелели. Так что нужно пробиваться к людям. Глядишь, общими силами и выберемся. Рискнем?
— Я не против, — согласился Денис. Он удивлялся себе: вот оно пришло, смертельное испытание, а он спокоен, фотографирует, с девицей амурничает. Как возмущали его порой несгибаемые герои надоевших американских триллеров, которые не теряются ни в каких ситуациях и с пулей в груди колотят дюжину врагов, падают с крыши на асфальт, отряхиваются и целуют грудастую подругу, перед тем как под капельницей уехать на “скорой” слегка подлечиться. Может, эти часы, или минуты последние в жизни Дениса, но
— Слушай, а как тебя звать? — спросил он “афганца”.
— Вячеслав, Слава, — протянул тот руку. — А ты, я слышал, Денис.
— Слав, а откуда ты так хорошо знаешь все метрошные дела? Наездился по этому маршруту?
— Строил я этот маршрут, будь он неладен. Я его породил, он меня и убил, — переиначил безногий слова Тараса Бульбы. — По частям. Ноги-то я тут потерял год назад.
— Ничего себе, а я думал, ты и впрямь воин-инвалид. “Афганцем” выгоднее представляться, что ли?
— Выгоднее. Но я никого не обманываю. Я ведь не простой метростроевец был, а военный строитель из специального горного отряда. И в Афгане командные пункты строил. Там ни царапины, а тут — сам видишь.
— И чего это вас на метро направили?
— А мы все время в параллель с гражданскими копаемся. А тут к ним на прорыв кинули. Вот я и доавралился до девятисот рэ в месяц и попрошайничества. Так, сними-ка меня на пол — я пошмонаю чуть-чуть.
— Кого? — не понял Денис.
— Жмуриков, кого же еще.
— Так это же.., мародерство! — громко сглотнул Денис.
— Ишь ты, “мародерство”! Мародерство — это когда для наживы. А я — чтоб мы выжили. Нам, браток, нужно еды-воды набрать, зажигалок еще, хорошо бы фонариком разжиться. А если у кого еще и бабки найдутся, то я не побрезгую — им-то они под землей все равно без надобности.
— Слушай, Слав, раз уж ты взялся за это, собери еще и документы.
— Зачем?
— Знаешь, как тяжело будет их родственникам чего-нибудь добиться от властей. Скажут, что они без вести пропали — и все.
— И то верно — соображаешь, — похвалил “афганец”. — А так твои фотки и их ксивы — чем не доказательство… О! Сразу удача! — воскликнул он, вытаскивая из карманов кавказца массивный “ронсон”, пачечку купюр, схваченных аптечной резинкой, и…
"Макарова”. — Вот какие граждане ездят рядом с нами.
— Ствол-то тебе зачем? — удивился Денис.
— От крыс отбиваться и сигналы подавать, — отшутился Слава.
— А тут есть крысы? — с испугом спросила незаметно подобравшаяся Наташа.
— Нашла, девушка, чего бояться, — усмехнулся “афганец”. — Там посмотрим, кто тут есть.
Минут через десять Слава и присоединившийся к нему Денис собрали по карманам и сумкам погибших (живых не обнаружили) неплохой запас самых необходимых вещей: несколько бутербродов, пяток “марсов” и “сникерсов”, пару бутылок пива, которыми хозяева уже никогда не опохмелятся, и даже шкалик водки, найденный в сумке человека-“динозавра”. Самая ценная находка обнаружилась у несчастного паренька, висевшего на поручне, — на его поясе был прикреплен замысловатый брелок, напоминающий
— Что ж, не так уж и плохо! — повеселел Слава, залпом выпив треть водки из чекушки.
— Может, не надо было? — сглотнул слюну Денис.
— На дорожку — сам Бог велел, не то пути не будет. На подкрепись — тебе же меня тащить. А идти придется далеко — до вентиляционной шахты метров сто, судя по маркировке на стене. Я как раз при ее сбойке ног лишился, так что запомнил то место до конца жизни.
— Ну сто метров не проблема.
— Не говори гоп. Мы еще не знаем, что там впереди. А с таким рюкзаком, как я, тяжеловато передвигаться. Пей!
"И то правда, — подумал Хованский, глотая обжигающую жидкость. — На тележке ему не проехать. Но ничего! В бедняге веса-то как в ребенке”.
Дверные рамы были сжаты жутким усилием настолько, что нераскрытые двери выпучились наружу, и выбить их ударом ноги не составило большого труда. Денис первым спрыгнул на служебную дорожку, проходящую уступом вдоль тоннеля, потом помог спуститься Наташе и наконец покорно подставил спину Славе. Тот и впрямь оказался удивительно легким. Хованский обернулся в конец вагона и сделал снимок, на котором запечатлелись гирлянды тюбингов, свисающих с прижатой ими крыши, окна, превратившиеся в сплошную узкую щель, номер вагона на залитой жижей стенке и глухая стена глины и обломков бетона, отсекающая его “уцелевшую” половину от тоннеля, далекой станции и всего мира. Потом он зажег фонарик и пошел вперед, к спасительной шахте, в сторону которой в луче слабого света улетал дым Славиной сигареты.
Москва
Алина пробегала глазами текст, а сама все время косилась на мобильник, словно гипнотизировала его взглядом — зазвони!
Ее опоздание на студию было, как всегда, бурно отмечено начальством, с пониманием — равными по должности коллегами и совершенно безразлично — обслуживающим персоналом.
Готовился к эфиру утренний блок новостей. Царили обычные сутолока и беготня, подносили свежие тексты, тут же их правили, машинистки кричали, что они не успевают, Ирина Долгова — любимица Крахмальникова — зычным голосом отдавала распоряжения.
"Он не пойдет, — монотонно вертелось в голове у Алины. — Струсит в последнюю минуту и не пойдет”.
— Алина, вот этот текстик глянь, — попросила Долгова.
Алина улыбнулась рассеянно, взяла бумагу, снова бросила взгляд на мобильник.
— Так… “Чрезвычайное происшествие в Санк-Петербурге”… “У известного предпринимателя”… “Пожар… “Вобохины палаты” .. “Станция метро “Северная”…
Алина оторвалась от бумажки:
— Ир, я не поняла.
— Что не поняла? — раздраженно обернулась Долгова, уже выясняющая отношения с Червинским.
— А метро тут при чем?
— Какое метро? — наклонилась к бумаге Долгова.
— Вот, — ткнула пальцем в текст Алина. Редакторша пробежала глазами сообщение и мотнула головой:
— Азээшники! Дайте мне питерский материал на монитор.
Через несколько секунд побежали кадры пожара, снятого в Питере. Алина вполголоса попыталась наложить на изображение текст. Про метро там ничего не было.
— Кто монтировал материал?
— Вторая, — ответил усиленный динамиком голос.
— Вторая монтажная! Червинский, вызови!