Телохранитель
Шрифт:
И полученная сегодня по почте книга свидетельствовала об этом. Незадолго до семи мы с Хеленой сели в трамвай, направляющийся в сторону Пасилы. По дороге на телефон Хелены пришло сообщение.
— Это Саара. Пять недель больничного! Черт побери! У нас горячая предвыборная пора, и совершенно невозможно найти ей замену. Все хоть сколько-то толковые люди страшно заняты. Вот ведь несчастье!
Трамвай повернул в сторону Восточной Пасилы и вдруг резко затормозил — какой-то пьяный едва не угодил под колеса. Хелена чуть не ударилась подбородком о сиденье впереди, но, к счастью, я успела подставить руку. Даже
— Да что же я так переживаю! — вдруг радостно воскликнула Хелена. — Не вижу того, что под самым носом. Ты же можешь мне помочь! Тем более что Тику больше не проявляется. Видимо, одной встречи с Рейской ему хватило. И никаких других угроз давно не было. Убьем сразу двух зайцев!
— К тому же тебе не придется платить мне зарплату из своего кармана, правильно я понимаю? Ведь ассистент тебе положен по штату, в отличие от охранника.
— Да, к счастью, пока нет нужды приставлять к каждому депутату личную охрану, — усмехнулась Хелена. — Ну что, по рукам?
— Так о какой зарплате идет речь? — на всякий случай поинтересовалась я.
Хелена озвучила сумму, и я засомневалась: зарплата ассистента была существенно меньше того, что я привыкла зарабатывать за месяц. Однако это было лучше, чем заполнять кучу бумажек и беседовать с сотрудниками биржи труда.
— Но я совершенно не разбираюсь в политике! Ванханен — премьер-министр, Ниинисто — председатель, а Вяурюнен сидит в правительстве. Это все, что я знаю.
— Хоть Саара и в больнице, но она же разговаривает по телефону и отвечает на электронную почту. Ты всегда можешь у нее проконсультироваться. Давай завтра ее навестим.
Хелена умела уговаривать, не зря она считалась одним из лучших ораторов парламента. К тому же нельзя было не признать, что ее предложение весьма разумно. За то время, что я у нее работала, мы успели привыкнуть друг к другу и прекрасно общались. К тому же мне очень нравились суммы денег, регулярно поступающие ко мне на счет.
За время телепередачи, в которой Хелена принимала активное участие в обсуждении вопросов энергосбережения и охраны окружающей среды, я без проблем съездила на вокзал за пистолетом. Передача длилась добрых два часа, так что я решила задержаться на вокзале и понаблюдать за субботней суетой. Зашла в бар, нашла место у окна, заказала энергетический напиток и бездумно наблюдала, как на перроне люди торопятся сесть в поезда, влюбленные встречают друг друга жаркими объятиями и поцелуями, приехавшие на выходные в столицу фермеры с удивлением озираются. Может, попробовать еще раз позвонить Давиду?
Но вдруг я увидела темноволосого парня, который пробирался в толпе, держа двумя руками большой завернутый в бумагу холст. И тут же узнала его, вспомнив набросок бабушки Вуотилайнен. Это был Юрий Транков. Быстро поставив бокал на стол, я выбежала из бара и устремилась за ним. Он неторопливо, шагая вразвалку, спустился по ступенькам и направился к привокзальной площади. На углу здания Национального театра остановился, достал из кармана пачку сигарет. И я решила рискнуть.
— Добрый вечер! Не угостите сигареткой? — Я попыталась изобразить на
Транков мрачно взглянул на меня.
— Я не говорю по-фински.
— Do you speak English? Would you give me a cigarette, please? l’ll pay, one euro. [12]
Транков вздохнул и открыл смятую пачку. Мне повезло, это был отечественный табак, а не какая-нибудь ужасная махорка. Он щелкнул зажигалкой и любезным жестом дал мне прикурить, одновременно отодвигая мою ладонь, на которой лежала монетка.
— А что это у тебя такое? — продолжила я по-английски. — Ты художник?
12
Вы говорите по-английски? Не могли бы дать мне сигарету? Я заплачу, один евро (англ.). (Прим. перев.).
— Да. Рисую.
— А какие сюжеты предпочитаешь? Тебе… тебе, случайно, не нужна модель? — Меня чуть не стошнило от того, насколько приторно звучал мой голос.
— Я не рисую людей, — резко ответил Транков.
— Вот как? А что тогда? Абстрактные квадраты для музея современного искусства?
Я довольно много ходила по картинным галереям в Америке, но не могла вспомнить ни одного полотна, которое захотела бы повесить у себя дома. Ну, может, за исключением портрета старого почтальона, на который я набрела в Музее современного искусства в Нью-Йорке: он чем-то напоминал дядю Яри.
— Я рисую животных. Люди с удовольствием заказывают мне портреты своих домашних любимцев.
Транков огляделся с таким видом, будто искал кого-нибудь, кто спасет его от назойливой девицы.
— Животных! Ой, как здорово! А где можно увидеть твои работы? Мне, знаешь ли, нужна картина, на которой нарисована рысь. — Последнее я произнесла, понизив голос.
— Рысь? Но ее едва ли можно считать домашним любимцем. — Транкова было трудно сбить с толку.
— Я хотела бы иметь такую картину. На память об одной женщине, которая носила шубу из рыси. Знаешь, моя соседка на улице Унтамонтие купила картину с рысью у одного русского художника. Не у тебя, случайно?
— Может, и у меня. — Транков затоптал окурок и взглянул на меня в упор. — Пусть женщина в рысьей шубе покоится с миром. Я не рисую мертвых. Ни женщин, ни зверей. Да и вообще, жизнь существенно лучше смерти, правда, Хилья Илвескеро? До свидания.
Транков развернулся и пошел прочь — быстро поднялся по ступенькам Национального театра, взглянул на меня сверху и пропал. Я направилась следом, вошла в пустой вестибюль. Вахтер встал мне навстречу со словами, что касса уже закрыта.
Меня разобрал смех. Неужели Транков подстроил все специально для того, чтобы вызвать меня на разговор? Сегодня, в день похорон Аниты, лишнее предупреждение с их стороны было очень кстати. Эдакая игра в кошки-мышки, хотя мне совсем не хотелось играть с этими людьми ни в какие игры. Очевидно, что ни с Паскевичем, ни с его подручными мы никогда не станем добрыми друзьями и вряд ли мне стоит ждать от них чего-нибудь хорошего. Вот пулю в сердце — это запросто.
17