Телохранитель
Шрифт:
Следуя указаниям Дика, от вокзала я повернул налево и вдруг увидел повсюду патрульные машины. Пыльная улочка была такой тесной, что развернуться оказалось невозможно.
На улице было припарковано пять пикапов с опознавательными знаками ЮАПС. Повсюду стояли группки полицейских в синей форме. «Ауди» на таком фоне была похожа на монашку, забредшую в магазин «Интим». Они подозрительно смотрели на меня. Я сразу заметил розовую бетонную стену. Она была яркая и приметная, как маяк. На пороге скромного кирпичного домика стоял Джек Патуди. Он закричал, замахал руками, и перед
Я сдал назад и вышел из машины. Жара была удушающая — и ни одного деревца поблизости, в чьей тени можно было бы спрятаться. Патуди приблизился ко мне размеренным шагом. Он вышел в узкую калитку в бетонной стене.
— Мартин, — крайне неприязненно произнес он.
— Джек!
— Что ты здесь делаешь? — крайне агрессивно поинтересовался он.
— Я искал тебя.
— Меня?
— Хотел кое-что у тебя спросить.
— Кто сказал тебе, что я здесь?
— Я позвонил тебе на работу, — солгал я. — Что здесь происходит?
— Эдвин Дибакване мертв.
— Привратник?
— Да, привратник.
— Что случилось?
— А ты не знаешь?
— Джек, откуда мне знать? Я только что из «Мололобе».
— А там ты что делал?
— Наш счет остался неоплаченным. Так что случилось с Эдвином?
— Сам знаешь.
— Нет, не знаю.
— Нет, знаешь, Мартин! Ведь именно он передал вам ту записку. — Патуди подошел ближе ко мне. — Что случилось? Он так и не сказал, кто дал ему письмо! — Теперь Патуди подошел ко мне вплотную. Он буквально излучал гнев. Или, может, ненависть? — Ты вырвал ему ногти, потому что он ничего тебе не сказал! Ты пытал его, а потом застрелил и подбросил труп на плантацию в Грин-Вэлли!
Чернокожие констебли подходили все ближе; они подозрительно косились на меня.
— Кто-то вырвал ему ногти?!
— Нравится, Мартин?
Я приказал себе: «Спокойствие, только спокойствие». Полицейских тут была целая армия.
— Джек, прежде чем обвинять, может, сначала позвонишь в больницу и проверишь мое алиби?
Патуди поднял руки; мне показалось, он сейчас меня ударит. Я был готов. Но он просто огорченно всплеснул руками.
— Чего ради? Нарываться на неприятности? Ты — сплошная неприятность. Ты и та женщина. С тех самых пор как вы сюда приехали, одна беда идет за другой. Волхутер мертв, Эмма Леру в больнице. А теперь еще и привратник. Ты привез нам сплошные неприятности.
— «Нам», Джек? — Спокойно, нельзя злиться. Я сделал глубокий вдох. — Расскажи-ка, почему ты не просветил Эмму насчет людей в масках, которые стреляют охотничьих собак и привязывают браконьеров к трупу убитой импалы? Почему позавчера ты ни словом не обмолвился о барсуках медоедах, когда я рассказал, что на людях, которые напали на Эмму, были вязаные шлемы? Только не говори мне, Джек, что между этими событиями нет никакой связи. Твои неприятности начались задолго до нашего приезда!
Если я и думал, что успокою его своей речью, я ошибался. Он запыхтел и начал раздуваться, как жаба. От злости он едва мог говорить.
— Это… пустяки. Пустяки! А Эдвин Дибакване… у него дети! Он… Ты… Кто мог совершить такое зверство? Кто способен сотворить такое с человеком? И ведь он ничего не сделал, просто передал тебе письмо!
Вариантов у меня было не так много. Я ощущал враждебность обступивших меня полицейских. Слова Патуди о том, что мы с Эммой повинны в смерти Эдвина, не совсем беспочвенны. Я прикусил язык.
В его взгляде сквозило крайнее отвращение.
— Ты… — повторил он, но осекся и покачал головой. Согнул мощные руки. Повернулся и зашагал назад, к домику. Потом остановился и, смерив меня взглядом, ткнул в меня пальцем, подбоченился и посмотрел на дорогу, ведущую к станции. С горечью произнес две или три фразы на своем родном языке и направился ко мне. — Порядок, — сказал он. — Вот моя работа. Поддерживать порядок. Бороться с хаосом. Но в нашей стране… — Он снова уставился на меня. — Я ведь тебе говорил. Ты не представляешь, что здесь творится! У нас неприятности. Крупные неприятности. Здесь, в наших краях. Они похожи на пожар в вельде. Повсюду загорается трава. Мы сбиваем пламя. Бегаем от одного источника пожара к другому и сбиваем пламя. А потом объявляетесь вы и снова раздуваете огонь. Говорю тебе, Мартин, если мы не остановим пожар, он вспыхнет с такой силой и так быстро, что все сгорит. Все и вся. Никто не сумеет его потушить!
Некоторые полицейские согласно закивали. Я почти готов был с ним согласиться. Но потом он перешел на личности.
— Ты и твоя клиентка… вы должны уехать, — с отвращением произнес он, словно выплюнул. С ненавистью. Я твердил себе, что должен сохранять спокойствие. — Вы привезли с собой одни неприятности! — Он нацелил в меня указательный палец, словно ружейный ствол. — Нам лишние проблемы ни к чему. Забирайте их с собой и уезжайте!
Я слышал, как мой собственный голос звенит от гнева:
— На нее обрушились ваши проблемы! Она ничего подобного не хотела. А ваши проблемы явились незвано и напали на нее!
— Напали? Она сама увидела снимок по телевизору!
— Она позвонила тебе, а через два дня к ней в дом вломились трое неизвестных в вязаных шлемах. Джек, что ей было делать?
Он шагнул ко мне:
— Она звонила мне?
— В тот же вечер, как увидела новости по телевизору, она позвонила тебе и спросила, не может ли человек, чье фото только что показывали, быть Якобусом Леру. Помнишь?
— Мне каждый день звонит много народу. Уйма!
— Но только на нее напали из-за того, что она позвонила!
— Я тебе не верю, — надменно произнес Патуди. Держался он вызывающе. Он намеренно провоцировал меня. Хотел, чтобы я вышел из себя, потерял контроль над собой.
Я вытащил из кармана новый мобильник и протянул ему.
— Позвони своим коллегам в Кейптаун, Джек. Спроси их, заведено ли дело. Понедельник, двадцать четвертое декабря. Нападение на дом Эммы Леру в десять утра. Позвони!
Телефон он проигнорировал.
— Ну, давай, Джек. Возьми телефон и позвони!
Лоб Патуди снова прорезала глубокая складка.
— Почему она ничего мне не сказала?
— Не считала нужным. Она думала, что разумной просьбы о помощи будет достаточно.
— Она спрашивала только о снимках.
— А еще она спросила об убийцах стервятников.
— Это не подлежало разглашению в интересах следствия.
— Почему не подлежало? Ты пытался спасти свою задницу?
— Что? — Он придвинулся ко мне еще на шаг.