Телохранительница его темнейшества
Шрифт:
Я резко остановилась, словно налетела на кулак, ударивший в солнечное сплетение. Судорожно вдохнула. Повернулась.
– Ирек, жрицы Лойт не торгуют ни амулетами, ни зельями. Ничем и никогда не торговали.
– Ну, она же богиня любви, – пожал он плечами, – а любовь к деньгам и власти – это тоже…
– Жадность, а не любовь, – сорвалось резкое. – Инстинкт хищника, а не любовь. Чтобы верить и любить, амулеты не нужны. Любовь – это магия сердца, ее невозможно ни купить, ни продать.
Мы были одни в коридоре,
– Возможно и так, тебе лучше знать, Лика, раз ты носишь пояс жриц, – его черные глаза сощурились. – Но любить по приказу богини ничем не лучше, чем продавать любовь.
Темные. Дремучие. Уроды.
Я втянула выпущенные когти. Улыбнулась. Хищненько.
– Не могу судить, Ирек. Никогда не слышала о таких приказах, никогда не продавала любовь и никогда не любила ни по чьему приказу. Твой опыт, наверное, богаче, если ты так уверен в том, что из перечисленного лучше.
И направилась к двери на галерку.
Меня душили слезы, но ни капли не пролилось. Лунные девы не плачут из-за каких-то непроходимо темных идиотов. Что бы понимали демоны в любви!
Я тоже еще не знала любви. Но я – жрица богини, и через нее чувствовала эхо множества других сердец. И прекраснее песни не бывает.
Меня ухватили за плечи, развернули, прижали к стенке. От резкого движения заколка на его гриве щелкнула и отлетела, черно-золотые волосы перьями упали на плечи, одна прядь перечеркнула яростно сверкавший глаз, и в этот момент Ирек почему-то до безумия напомнил раненого властелина Темного Трона, хотя внешне – ну ничего общего, кроме смугло-золотистой кожи и мускулистой высокой фигуры.
– Да, Лика! – прошипел он. – Похоже, что больше. У меня появился такой опыт. Когда ты меня поцеловала. И я осведомлен, что через поцелуй жрицы передают приказы Лойт жертвам, и те начинают сходить с ума. Тогда на вечеринке я готов был убить каждого, кто к тебе прикасался, кого ты целовала на моих глазах. И убил бы, если б старый маг Доббер не сообразил наложить на всех нас заклятье. Так вот, я – не жертва! Можешь вычеркнуть меня из своего списка, – он кивнул на рюкзак, зажатый в моей руке.
– Ой, – спохватилась я, – надо же туда еще владыку вписать! Я его тоже поцеловала, представляешь? Ну-ка, отпустил меня быстро!
Ошеломленный демон разжал руки, я сползла по стеночке, выхватила тетрадку из рюкзака и вписала: «Сатарф (уточнить срок давности предыдущего поцелуя сельо и последствия совмещения поцелуев)».
– Издеваешься? – Ирек сел рядом на корточки.
Я захлопнула тетрадь и честно-честно призналась:
– Нет. Вычисляю, который из вас – принц. Чтобы даже случайно
– Тогда владыку и меня зачем вписала?
– На всякий случай. Я с этими вашими «тенями» скоро с ума сойду. А иллюзии! Даже высшие маги не разберутся без «вороньего глаза». Пока у меня только одна точная примета: мой поцелуй. Вот скажи, только честно, ты точно не сын владыки?
Парень побледнел и опустил глаза.
– Ирек?! – похолодело в груди. Я вскочила. – Ты… ты… Убью, Дьяр!
Он поймал меня за руку, удержав ее в миллиметре от щеки, с опаской покосился на выпущенные когти. Перехватил и вторую руку.
– Я открою правду, Лика, в обмен на правду. Идет?
Я кивнула.
– Я – сын владыки, но я – бастард. Вообще-то это тайна, – вздохнул он, выпустив мои сжатые в кулачки руки.
Я раскрыла тетрадку, вычеркнула Ирека и, подумав, владыку, а вот запись в скобках оставила – уточнить срок действия поцелуя все-таки надо.
– Айреса тоже вычеркни, – хмуро сказал второгодник. – Он точно не сын владыки. И Дамира.
– Какого Дамира?
– «Тень». Он тоже, как ты понимаешь, не наследник Сатарфа.
Вписав имя рядом со словом «тень», я добросовестно зачеркнула строку. Ирек фыркнул, но комментировать не стал. Протянул ладонь.
– Мир?
– Это и есть твой вопрос, на который нужен правдивый ответ?
– Нет. Я оставлю на потом право его задать.
– Хорошо. Мир, – я положила ладонь на его ладонь.
Он осторожно сжал, поднес к губам и, улыбаясь, поцеловал каждый пальчик.
– Эй, ты же не жертва! – я попыталась освободить руку.
– Нет. Но зачем отказывать себе в удовольствии?
Прозвучал мелодичный сигнал, означавший конец пары, и коридор тут же заполнился толпой адептов Тьмы. А все они – верзилы как на подбор. Досадно. На галерку, где все были бы как на ладони, я не успела, и теперь приходилось тянуться на цыпочках, чтобы разглядеть выходивших из фехтовального зала демонов.
Когда я для улучшения обзора забралась на высокий подоконник и села, свесив ноги, Ирек поинтересовался:
– Кого ты ищешь?
– Жертв! – и я хищно прищурилась на троих четверокурсников, вышедших последними. – Ирек, вот тот ненормально белый тип, это кто? Почему я его раньше не видела?
Эхо прикосновения сельо шло от того, кто был в центре, – высокого (покажите мне среди высших демонов коротышку! Вултона не предлагать!) альбиноса с бледной, как подснежник, кожей, белыми волосами и красными глазами. Белая куртка поверх кровавого цвета майки смотрелась среди студенческих мантий, как балахон палача. Если учесть, что белый цвет ненавистен демонам, то этот – либо мазохист, либо пацифист.
– Это Эльяс Генти, – процедил Ирек. – Но ты его видела. Даже трогала. На вечеринке. Ты что, забыла?