Темная бездна
Шрифт:
— Где папа? — пролепетал я, вновь впадая в лихорадочное состояние. — Мне нужно обязательно разыскать папу!
— Тихо, тихо, успокойся. — Доктор Пэрриш положил руку мне на плечо. В другой руке он держал фонарь. — Том где-то там.
Доктор осветил лучом фонаря группу перемазанных в глине людей. Направление, в котором он указывал, было совсем не то, куда ушел человек в шляпе с зеленым пером. Но я увидел там отца, работающего лопатой между каким-то чернокожим и мистером Ярброу.
— Видишь его?
— Да, сэр.
Я снова завертел
— Кори, больше не смей убегать! — прикрикнула на меня мама. — Чуть не до смерти меня напугал!
Она крепко, как тисками, стиснула мою руку.
Док Пэрриш был грузный человек лет сорока восьми — сорока девяти, с квадратной крепкой челюстью и носом, расплющенным в ту пору, когда он сержантом в армии занимался боксом и был чемпионом. Теми же руками, что выгребли меня со дна подводной ямы и поставили на ноги, доктор Пэрриш принял меня при родах из утробы матери. У дока Пэрриша были густые брови цвета стали и темно-каштановые волосы. На висках пробивалась седина, выглядывавшая из-под полей его непромокаемой шляпы.
— Мистер Марчетт сказал мне, что в местной школе открыли спортивный зал, — сказал док Пэрриш маме, — там можно разместиться. Туда уже принесли масляные лампы, одеяла и раскладушки. Вода быстро поднимается, поэтому женщинам и детям лучше идти туда.
— Нам тоже нужно туда пойти?
— Не будет никакой пользы, если вы с Кори останетесь стоять здесь, посреди этого хаоса.
Док Пэрриш указал своим фонарем в противоположную от реки сторону, где на баскетбольной площадке, превратившейся в болото, мы оставили свою машину.
— Туда приезжает грузовик и забирает всех, кто хочет укрыться в спортивном зале. Через несколько минут там как раз должна появиться очередная машина.
— Но тогда папа не будет знать, где мы! — возразил я. Шляпа с зеленым пером и нож все еще не выходили у меня из головы.
— Я ему передам. Тому будет спокойней, когда он узнает, что оба вы в безопасности, и скажу честно, Ребекка: если дело пойдет так и дальше, к утру мы сможем ловить рыбу из окон.
Дополнительных приглашений нам не потребовалось.
— Моя Брайти уже там, — сказал доктор Пэрриш. — Поспешите, чтобы успеть на следующий грузовик. Вот, возьмите.
Док Пэрриш отдал маме свой фонарь, и мы заторопились прочь от разбушевавшейся Текумсе в сторону баскетбольной площадки.
— Держись за мою руку и ни в коем случае не отпускай! — строго предупредила меня мама.
Вокруг нас бурлили речные воды. Оглянувшись назад, я сумел разглядеть только движущиеся в темноте огни, их блеск на поверхности мутной воды.
— Смотри лучше под ноги! — прикрикнула на меня мама.
Дальше по берегу реки, за тем местом, где работал отец, голоса стали звучать все громче, и вот уже люди что-то кричали нестройным хором. Тогда я еще этого не знал, но, как потом выяснилось, именно в тот момент волна перехлестнула через земляную дамбу в самом ее высоком месте, река
— Помогите! Кто-нибудь помогите! — раздался где-то рядом с нами женский крик, и мама сказала мне:
— Подожди.
Кто-то приближался к нам с громким плеском, неся высоко над головой масляную лампу. Капли дождя, ударявшие в раскаленное стекло лампы, с шипением превращались в пар.
— Помогите мне, умоляю! — крикнула она нам.
— В чем дело? — спросила мама, осветив фонарем лицо охваченной паникой молодой темнокожей женщины. Мне она была незнакома, но мама узнала ее:
— Нила Кастайл? Это ты?
— Да, мэм, это я, Нила. А вы кто?
— Ребекка Маккенсон. Когда-то я читала твоей матери книги.
Должно быть, это было задолго до моего рождения, сообразил я.
— С моим отцом несчастье, миз Ребекка! — запричитала Нила Кастайл. — Должно быть, у него сдало сердце.
— Где он?
— В нашем доме! Вон там!
Нила указала рукой в темноту. Вокруг ее талии бурлила вода. Мне она доходила уже до груди.
— Он не может подняться!
— Я поняла, Нила. Успокойся.
Моя мама, способная ощутить кожей и преувеличить до невероятных размеров малейшую опасность, обладала поразительным свойством излучать спокойствие, когда в утешении нуждался кто-то другой. Это, как я теперь понимаю, составляет часть сущности любого взрослого. В минуты опасности мама могла проявить качества, которые прискорбным образом отсутствовали у деда Джейберда, — стойкость и отвагу.
— Покажи дорогу, — сказала мама молодой негритянке.
Вода уже врывалась в дома Братона. Жилище Нилы Кастайл, как и большинство других здешних домов, представляло собой узкую серую лачугу. Когда мы вошли в дом вслед за Нилой, река уже бушевала вокруг нас.
— Гэвин! Я вернулась!
В свете масляной лампы Нилы и маминого фонаря мы увидели чернокожего старика, сидящего в кресле. Вода доходила ему до колен, вокруг кружились в водовороте газеты и журналы. Он стискивал рукой рубашку на груди возле сердца, его лицо цвета черного дерева было перекошено от боли, а глаза плотно зажмурены. Рядом со стариком стоял, держа его за руку, маленький мальчик лет семи-восьми.
— Мама, дедушка плачет, — сообщил он Ниле Кастайл.
— Я знаю, Гэвин. Папа, я привела людей помочь тебе.