Темная лощина
Шрифт:
— Итак, она не болтала о подобных вещах, — продолжила миссис Шнайдер. — В ее комнате не было никаких фотографий, никаких картинок, и с тех пор, как я стала заходить к ней, с 1992 года, все, что она мне говорила, это: «Здравствуйте, миссис Шнайдер», «Доброе утро, миссис Шнайдер», «Хороший денек, миссис Шнайдер». И ничего больше. Кроме того единственного раза. Думаю, ей потом стало стыдно. Или, может быть, страшно. К ней никто не приезжал, и больше она ни о чем таком никогда не заговаривала, пока не приехал тот молодой человек...
Я подался вперед, и она сделала какое-то встречное движение, так что нас теперь разделяли лишь несколько дюймов.
— Он
Потом я услышала за своей спиной голоса санитарок. Они привели с собой толстого охранника. Того самого толстяка, что мисс Эмили сбила с ног ночью, сбежав. А меня выпроводили из комнаты, в то время как уводили парня. Я смотрела из коридора, пока его уводили, мистер Паркер, и его лицо... О, его лицо было таким, словно он видел, как кто-то умирает, кто-то, кого он любил. Он плакал и все звал: «Мама! Мама!» — но она не отвечала.
Приехали полицейские и забрали парня. Санитарка пришла к мисс Эмили и спросила: «Правда ли то, что сказал парень?». А мисс Эмили ответила ей: «Нет, не знаю, о чем он говорит, у меня нет сына, нет детей».
Однако в ту ночь я слышала, как она плакала, причем так долго, что я подумала: «Она никогда не перестанет». Я пошла к ней и успокаивала ее. Сказала ей, что все в порядке, что она в безопасности, но она произнесла только одну фразу...
Миссис Шнайдер замолчала, и я заметил, что руки у нее дрожат. Я погладил ее руки, а она, высвободила свою правую, накрыла ею мою, тесно прижав ладонь. Глаза старушки были закрыты. И мне на минуту показалось, что я стал ее ребенком, ее сыном, одним из тех, кто никогда не приезжает к ней, кто оставил ее умирать на холодном севере точно так же, как если бы они затащили ее в леса Пискатакиса или Арустука и бросили там. Тут глаза миссис Шнайдер снова открылись, и она отпустила мою руку, по-видимому, успокоившись.
— Миссис Шнайдер, что она сказала? — осторожно спросил я.
— Она сказала: «Теперь он убьет меня».
— Кого она имела в виду? Билли, то есть молодого человека, который приходил к ней? — но мне подумалось, что я уже знаю точный ответ.
И действительно, миссис Шнайдер отрицательно покачала головой:
— Нет, другого. Того, кого Эмили всегда боялась. Боялась, что он найдет ее, и никто ей тогда не поможет и не спасет от него...
В словах старушки я услышал отзвук других слов, услышанных мной во сне темной ночью, слов, которые пролепетал мне кто-то, уже почти лишенный голоса.
— ...Она страшилась именно того, кто пришел потом, — заключила старушка. — Он узнал, что произошло, и пришел.
Я ждал. Что-то слегка
— Это случилось ночью, перед тем, как она сбежала. Было очень холодно. Я помню, мне пришлось попросить еще одно одеяло, оттого что похолодало. Когда я проснулась, за окном царила чернота, луна не светила. Я услышала странный шум: словно снаружи скреблись. Вылезла из постели. Пол показался мне таким холодным, что у меня — ах! — перехватило дыхание. Подошла к окну и слегка отдернула занавеску, но ничего не увидела. Потом звук послышался снова. Я глянула прямо вниз, и...
Миссис Шнайдер пребывала в ужасе, навеянном воспоминанием. Я буквально чувствовал, как страх исходил от нее волнами: глубокий устойчивый страх, который сотрясал ее до самых костей.
— ...Там был человек, мистер Паркер, и он карабкался вверх по водосточной трубе, цепляясь за нее руками. Голову он опустил и отвернул в сторону от меня, поэтому я не могла разглядеть его. И к тому же было так темно, что он казался лишь тенью. Однако эта тень добралась до окна комнаты мисс Эмили, и я рассмотрела, что он толкает раму одной рукой, стараясь открыть окно. Тут мисс Эмили закричала. Тогда я тоже закричала и побежала в холл позвать санитарку. И все это время слышала, как мисс Эмили, не переставая, кричала... Но когда они пришли, человек этот исчез, и они не нашли никаких его следов в саду.
— Как выглядел этот человек, миссис Шнайдер? Высокий или низкий? Плотный или худой?
— Я же вам сказала: было темно. Невозможно отчетливо рассмотреть человека в такой темноте, — она устало покачивала головой, как бы пытаясь что-то вспомнить.
— Это мог быть Билли?
— Нет. Уверена, что нет. Это была не его тень. Не такая большая тень, какой большой он, — старушка подняла руки, изобразив широкие плечи Билли. — Когда я рассказала доктору Райли об этом человеке, мне показалось... В общем, он подумал, что нам все привиделось, что мы просто две старухи, пугающие друг друга. Но это не так. Мистер Паркер, я не видела этого человека отчетливо, но я чувствовала его. Это не был грабитель, который явился обокрасть старух. Он хотел чего-то другого. Он намеревался причинить боль мисс Эмили, наказать ее за нечто, когда-то давно ею содеянное. Парнишка Билли, мальчик, который назвал ее мамой, положил чему-то начало, явившись сюда... Возможно, мистер Паркер, это я все начала, позвонив Виллефорду. Наверно, я во всем виновата.
— Нет, миссис Шнайдер, — возразил я. — Что бы там ни было причиной, это началось давным-давно.
Тогда она посмотрела на меня с нежностью. Мягко положила руку на мое колено, чтобы придать особое значение тому, что намеревалась затем сказать.
— Она боялась, мистер Паркер, — прошептала старушка. — Она так боялась, что хотела умереть.
Я ушел, оставив миссис Шнайдер наедине с воспоминаниями и угрызениями совести. Зима, крадущая дневной свет, заставила людей засветить огни, когда мы с Мартелом шли к своим машинам.
— Узнал что-нибудь? — спросил он.
Я ответил не сразу. В мыслях прокрутил, как киноленту, назад все содержание разговора с миссис Шнайдер. Кроме того, перед моим внутренним взором встали газетные репортажи о беспорядках в приюте, я слышал пересуды местных жителей о человеке, который явился туда в поисках потерянной матери. И их шепот ветер понес на север, в лес, в непроходимые дебри.
— Может ли человек выжить там, в лесах, без крыши над головой? — спросил я Мартела после паузы.