Темней всего под фонарём
Шрифт:
– А кто-то сейчас напивается в какой-нибудь дыре – мелькнуло в голове.
“Они думают, что выглядят круто, когда пропивают себя. Но они не могут пропить себя, у них нет себя. Пустышки. Саморазрушение. Модное нынче словечко. Но они забывают, что чтобы разрушить что-то – нужно что-то построить. А когда возьмешься за стройку, разрушать уже никогда не захочется”.
Очнулся и принялся отдирать яйца от сковороды. Нужно занять себя чем-то. Тут я вспомнил про письмо, и поплелся в комнату, чтобы его отыскать. Что-то про местные выборы, приглашение на них?..
“Молодежь настолько глупа, что даже не может сформировать свои политические
Все рассуждают о всевышнем и смысле жизни, о чудесном спасении людей богом. А взять будущее мира в свои руки не приходит в голову никому. Они же не политики”.
3
В эту ночь мне приснился странный сон. Точнее, я не уверен, сон ли это был вовсе. Грани сознания расширяются и ты уже не отличаешь сны от реальности. Что такое реальность? С чего ты решил, что ты реален? Всё это просто слова, но когда ты вникаешь в их смысл, становится жутко.
Мне приснилась моя прогулка. На улице стоял ясный безоблачный день, солнце находилось еще высоко в небе и ярко освещало безлюдные улицы. Вокруг громоздились невысокие приветливые дачные постройки, которые всем своим видом излучали спокойствие и безмятежность. Я неспеша шел по проезжей части. Идти по дороге и не думать о том, что ты можешь быть задавленным – это что-то! Грудь расправляется и спокойно впитывает в себя весь воздух, голова гордо поднимается, и в мыслях разносится: «Свобода…».
“Сотни лет наши предки боролись за свободу. Свобода – смысл их жизни. То, что заставляет трепетать и вдохновляет на любые поступки. Революция, убийства, войны – все во имя свободы. Теперь люди не понимают, что значит это слово. Свобода – бессмысленная побрякушка нашей цивилизации. Только тот, кто утратит свободу, по-настоящему поймет ее ценность. Но что, если я скажу, что ты не имеешь свободы? Врятли ты поверишь мне. Ведь чем больше, явнее и чудовищнее обман, тем сложнее в него поверить. «Первое правило разводки – убедить жертву, что это она все контролирует». Что у нее есть конституция, права…”
Прогулки пешком необычны для меня, поэтому такую необыкновенную легкость испытывал я, когда шагал вперед, щурясь от солнца. Впереди улица заворачивала вправо, и я сделал шаг еще медленнее, готовясь развернуться, упершись в тупик. Так и было: дорога привела к частной территории, и я был готов уйти, но взгляд на секунду задержался на ней. Весь двор территории был усыпан врубленными в землю, в доски, валявшиеся рядом, в стены дома, в машину топорами. Топоры были разных размеров и цветов, их потрясающе огромное множество заставило меня вытянуть лицо. Я прошел вперед и стал кружиться в топориной опере. Я кружился и терял равновесие. У маленького одноэтажного домишки стоял сарай, за которым красовалась деревянная стойка для лыж с самими лыжами. И вновь, топоры. Топоры были везде. Я ходил среди них, и вытаскивал из земли, с изумлением разглядывая лезвие. Моя голова становилась все тяжелее, мои глаза становились огромными и, казалось, уже занимали половину лица. Я брал топоры и бросал. Брал и бросал…
Неожиданно я проснулся. На часах было семь вечера, а за окном шумели эти люди, возможно, радуясь какому-то очередному выдуманному празднику.
“Не бывает плохих и хороших людей. Все люди – лишь набор факторов, повлиявших на их развитие. Люди, друзья, родственники, фильмы, книги – все, что было в жизни комбинируется и создает характер человека, уникальное и неповторимое сочетание повлиявших обстоятельств.
Кто же безумен? Я упал на землю. Вокруг была улица и люди. Поднимаюсь и иду вперед. Дома все ближе друг другу, улицы все уже. Я иду и разбрасываю по сторонам содержимое моих карманов, будто доктор Джекил разбрасывает свои сбережения по площади. Фантики, билеты, мелочь. Наполняешь мелочью свою жизнь, и она становится свалкой.
Улица пленяла своим одиночеством. Длинная широкая дорога, освещенная ярким желтым светом высоких столбов. Темные, но красивые здания, тянущиеся вперед, далеко-далеко. Мысли, в которых ты можешь полностью потонуть. И в таких мыслях нужно тонуть. Я иду и не замечаю никаких препятствий и событий, которые могли бы меня прервать. Ноги плывут в пространстве, а мозг беспрерывно работает и иногда подкидывает самые необычные и странные идеи. “Никто не заберет мою душу, я живу, как Джим Моррисон…”* – песня в голове напевается сама по себе.
(*-имеется ввиду песня американской певицы Lana Del Rey – Gods and monsters…)
Однажды в далеком детстве, от дедушки я услышал древнюю японскую мудрость, смысл которой заключался примерно в этом: «Даже если в жизни меч понадобится тебе всего лишь раз, носить его нужно всегда». Помню, как восхищенно я тогда посмотрел на деда и стал допытываться, как он это придумал. Я любил холодным осенним вечером залезть на чердак со своим дедушкой и сидеть в кресле, укутавшись теплым пледом, и, слушая его истории, наслаждаться моментом под ласковые звуки его бодрого голоса. Поговорка, которую он передал мне тогда не раз выручала меня. Я не был бы сейчас здесь, если бы каждый раз, когда меня прессовали, сикал бы в штанишки. Нет, это не для меня.
Дорога все тянулась вперед и вполне устраивала меня своей бесконечностью. Я вспомнил, как услышал об убийстве в нашем городе впервые. Мне тогда было около восьми, по телевизору грозный диктор прервал мой любимый фильм со срочной новостью. Говорили что-то о пропавших близнецах, показали фотографию подозреваемого. Это был пожилой мужчина, одевавшийся как старик. Помню, как испугало меня его ухмыляющееся лицо, помню, какое отвращение к нему я тогда испытал.
Справа неожиданно погасло освещение, и я посмотрел на фонарь. Тонкий, сгорбившийся и старый. Удивительно, что он вообще горел. Казалось, жизнь его затухла много лет назад. Я прошел дальше в темноте и осмотрелся. Каменный забор загораживал разваливающийся на части завод, помнивший времена великой революции. Здание слева от меня было выполнено в стиле между готической и сталинской архитектурой. Разбитые решетчатые окна гнали душу в пятки; они словно передавали всю свою грусть и мрачность любому, забредшему к зданию завода. На конце улицы погас очередной фонарь.
Я вспомнил, как когда мне исполнилось девять, мы с матушкой выходили поздним вечером с подобного завода. Был холодный зимний вечер, и, одевшись по погоде, я чувствовал себя так же уютно, как в кровати под одеялом. В ту пору у меня были раздражены глаза, сосуды полопались, и красные струйки исполосовали весь зрачок. Казалось, любой, взглянувший мне в глаза мог увидеть свой страшный кошмар. А еще мне казалось, что я стал отлично видеть в темноте, мог разглядеть ту жуть, которая скрывается в темной половине мрака. Что тогда я только не нафантазировал…