Темное безумие

Ромиг Алеата

Я слышу его хриплый баритон:

— Прикоснись к себе.

И я подчиняюсь.

Я поднимаю юбку и просовываю руку между бедер. Зубами покусываю губу от возбуждения, тонкий материал трусиков уже влажный. Я слегка надавливаю на клитор, и оглушительная боль пронзает поясницу, мои глаза закрываются.

— Ты просил меня помочь твоей дочери. И я помогу, Дэвид. Но решение не в том, чтобы спасти тебя. Выход в том, чтобы спасти ее от тебя.

Когда я открываю глаза, то вижу дикий страх в его взгляде, и это чувствуется как веревка, стягивающая кожу,

самая сладкая боль на свете.

— Прости, Дэвид, — говорю я хриплым, отрывистым голосом.

— Я соврала. Ты ничего не можешь сделать, чтобы избежать боли. Она становится все сильнее, всепоглощающей. Твоя грудь трещит от боли. Ты готов на все ради освобождения, но пощады не будет. Ты знаешь, что умрешь.

Словно по щелчку мой пациент выходит из транса. Его настигает волна острой и беспощадной боли, она сбивает его с ног, он растягивается на брезенте, воет и извивается — но только до тех пор, пока натиск не становится слишком сильным. Его мозг использует единственную возможную защиту и отключается, запуская психологическую защиту. Он замирает на полу. Конец.

Моя грудь поднимается и опускается от затрудненного дыхания. Тело дрожит на краю пропасти. Я гребаный провод под напряжением, который нужно заземлить, прежде чем я потеряю контроль.

Боль нарастает до крайней точки. Я смотрю в зеркало и сжимаю бедра, умоляя Грейсона прекратить мои мучения. Если бы он прикоснулся ко мне прямо сейчас… я бы шагнула за край. Он знает мое тело. Он знает, когда прикоснуться ко мне, а когда замучить ожиданием. Я хочу разлететься на осколки от его жестокого прикосновения и позволить ему с любовью снова сделать меня целостной.

Мой монстр тоскует по его монстру.

Он был прав. После того, как наши монстры оказались на воле, они могли свободно питаться и пировать. И мы вгрызались друг в друга с порочной потребностью уничтожать.

Мы ненасытны.

2

ТЁМНЫЙ БАЛЕТ ДЛЯ МОНСТРОВ

ГРЕЙСОН

Я слетаю с катушек, наблюдая за ее работой.

Лондон — темная богиня, которую нужно бояться. Святая для людей, ангел милосердия для моей проклятой души. И она представляет собой самое эротичное зрелище: она вызывающе двигает бедрами, дразняще поглаживая кожу в вырезе атласной рубашки.

Она смотрит в зеркало так, будто видит меня, видит, что делает со мной. Пухлые губы изгибаются в злой улыбке, и мой член дергается.

Это, черт возьми, моя самая любимая часть, за исключением, конечно, казни. Кульминационный момент переживания убийства. С Лондон мы достигли священных высот.

Она моя вторая половинка, моя пара.

Прошло слишком много времени с тех пор, как кто-либо из нас испытывал острые ощущения. Жажда сжигает нас. Мы слишком долго воздерживались, стараясь не привлекать ненужного внимания, теперь мы на грани. Такой самоконтроль можно поддерживать только другой формой близости.

И мы устраиваем пир плоти.

Раньше я никогда не верил, что способен испытывать такие

эмоции. Явный психопат. Я думал, что любовь — это вымышленная сказка, которую проповедует слабое, тупое большинство, чтобы обрести спокойствие в жизни. Или что мир продавал идеал, чтобы правительство могло извлечь выгоду из невежества.

Я был тщеславен, но Лондон излечила меня от этого тщеславия, поставив на колени.

Она выше меня во всех отношениях, и я боготворю ее. Независимо от того, что я чувствую — любовь или нет — для меня это реально, и теперь я сделаю все, что в моих силах, чтобы защитить ее.

После нашего переезда СМИ нашли себе новую жертву, а Лондон благополучно избавилась от этого массового безумия, в которое превратилась ее жизнь. Теперь мы снова можем вести себя как темные существа, которыми были рождены, за одним исключением.

Грейсон Пирс Салливан мертв.

Каин Оуэн Хэнсли теперь несет на себе шрамы прошлого Грейсона, которые я прикрываю вместе с тату замков на руках. Я ношу контактные линзы, чтобы изменить цвет глаз с голубого на карий. И я позволяю Лондон командовать. Она моя муза и мое душевное равновесие.

После нашего переезда СМИ нашли себе новую жертву, а Лондон благополучно избавилась от этого массового безумия, в которое превратилась ее жизнь. Теперь мы снова можем вести себя как темные существа, которыми были рождены, за одним исключением.

Мысль о том, что в конце концов одного из нас поймают, не дает мне покоя. Я слишком умен, слишком хорошо знаю статистику, чтобы лгать себе об этом. Дело в том, что есть два вероятных исхода: убийцу либо посадят в тюрьму, либо убьют.

Никто не в силах прятаться вечно.

Меня ловили дважды. Я знаю свои способности и шансы сбежать. С каждым разом я становлюсь лучше, умнее. Но умнее становятся и власти, и с каждым разом сбежать становиться сложнее.

Конечно, на данный момент второй исход кажется все более вероятным.

Смерть придет за всеми. Мы рождаемся с осознанием того, что наша жизнь закончится. Это неизбежное следствие жизни. Никто не сможет обмануть Старуху с Косой. Но, несмотря на присущий мне эгоизм, я боюсь не за свою жизнь.

Страх перед смертью Лондон пронзает мою черную душу.

Когда придет время, когда мир обернется против нас и не будет другого выхода, я пожертвую собой ради нее. Умереть за Лондон — это конец, с которым я могу смириться. Даже если я знаю, что она сама может стать причиной моей смерти.

Сладкая, сладкая смерть, последний поцелуй возлюбленной.

Однако это будущее, которое еще не наступило. Наше время не бесконечно…

Но конец еще не наступил.

Сейчас, в данный момент, я наслаждаюсь ее разрушительной красотой. Я поклоняюсь ей как божеству. Блестящий ум и честный взгляд на этот мрачный мир соблазняют меня, как ничто другое. Прямо как сейчас, когда я наблюдаю, как Лондон танцует вокруг жертвы, шепча ему на ухо ужасающие подробности, во мне внезапно просыпается отчаянный и порочный голод, который только она в силах утолить.