Темные тропы
Шрифт:
– Ничего я не знаю! – обиделся Лукавый. – Кроме их поверий о том, что Великий Ритуал открывает проход в Великую Наружность. При чем тут Земля? Совсем не думаю, что они имеют в виду Землю. Понятия не имею, о чем речь! Я только не хочу оставаться здесь один…
– Ты будешь не один, с тобой останется Марина.
– Ну, Марина, строго говоря, не совсем человек, – промямлил профессор. – Я бы не стал полагаться на нее…
– Хватит шшшептатьссся, – оборвал их диалог Уцкетль. – Мало времени. Надо торопитьссся. Месссть! За позор!
И тут толпа разом вскинула к небу сжаты кулаки:
– Месссть!
Мансуров аж вздрогнул. Да, вот тебе и миролюбивые тихие твари… Но боевой задор змееглазых тут же стих, сменившись благоговейным шепотком, о причинах которого полковник догадался еще до того, как она – причина благоговения змееглазых – выбралась из паланкина и заявила:
– Я пойду с вами!
Обычно заторможенная, с глазами, будто подернутыми пленкой, сейчас она выглядела вполне себе человеком. Как всегда, слова Марины вызвали у змееглазых реакцию, сходную с оцепенением, плавно переходящим в религиозный экстаз. Всякий раз, как Марина открывала рот, змееглазые внимали. Сначала Мансуров списывал это на удивление – мол, надо же, такая дура, а разговаривает, – но, похоже, дело было не в этом. Может быть, тембр женского голоса действовал на них, как дудка на змею, а может быть, нечто совсем иное.
– Госсспожа! – растерялся Уцкетль. – Это опасссно!
– Она вообще понимает, что мы идем его убивать? – удивился Мансуров. – Или думает, что это все какая-то игра?
– Мы все сделаем не так, – засуетился Лукавый. – Послушайте, наконец, умного человека. Я знаю своего сына и знаю, что сейчас – не время делать резкие движения. Мы пойдем к месту Великого Ритуала. Выйдем, как запланировали. Данила найдет нас – и месть совершится. Месть!
Уцкетль разразился гортанным клекотом, который у змееглазых заменял обычное «хм-м-м».
– Хорошшш! – наконец прошипел он. – Ссс вами пойдут воины. Ссс вами пойдет Олюкт. Как было усссловлено. Верховный, – этим эвфемизмом змееглазые называли правителя, – говорит моими уссстами. Он тоже пойдет с вами. И пусть Великий Ритуал откроет нам Темный Проход!
– Откроет Темный Проход! – заголосила толпа.
Мансуров мысленно застонал. Тащить с собой жирного верховного жреца ему совсем не улыбалось. Во-первых, изнеженный толстяк здорово замедлит отряд. А во-вторых, Алан жирдяю не доверял. Впрочем, он никому не доверял, но Олюкту особенно – очень уж тот вилял и юлил при ответах на простые вопросы типа «где мы?», «кто вы?» и, самое главное, «что такое Ритуал?».
– Ладно! – махнул он рукой. – Давайте жреца. И два десятка охотников посмелее, чтобы не разбегались при звуке грома без молний. Оружие, припасы и воду на всех, из расчета на три дня. Выступаем немедленно. И никаких паланкинов для Марины! Пешком пойдет, как все.
– Я только за, – подтвердила Марина, ее глаза горели радостью.
Но если все пойдет так, как задумал Мансуров, встреча эта будет короткой и трагичной. Можно даже сказать, исполненной истинного драматизма. Данила его порядком задолбал еще в Секторе, и мириться с его присутствием здесь, фиг знает где, полковник не собирался.
Пора было кончать с капитаном Астраханом.
Глава 3
Темнело постепенно, но даже на закате Данила не понял, в какой стороне садится солнце. И звезды не появились на ставшем сначала темным, как венозная кровь, а после – непроницаемо-черном небе. Прянин пристал к Вождю с вопросом про стороны света и был огорошен ответом: здесь никто ни о чем подобном не слышал. Была «верхняя долина», был «нижний лес», откуда пришли Данила, Картограф и Прянин с Маугли, было «лево и право», «здесь и там», «плохие места», охраняемые Тенями, встреча с коими смертельна, но ни запада, ни востока, ни юга с севером. А вот слова эти – были. По крайней мере, Прянин произносил их не по-русски.
– Может быть, катастрофа? – предположил Прянин. – То, что позже в легендах становится потопом или всепожирающим огнем? Катастрофа, отбросившая цивилизацию к первобытному строю? Отсюда и предания о богах, и раса мутантов-змееглазых… И звезды перестали быть видны. Не могу представить, какое оружие, какие процессы могли к подобному привести, но могли же, не так ли?
– Может, ты и прав, – осторожно согласился Данила.
Сам он от гипотез предпочитал воздерживаться. Гипотезы и теории ограничивают мышление и восприятие. Отдашь одной предпочтение – начнешь все увиденное под нее подгонять.
В абсолютной черноте местной ночи фосфоресцировали гнилушки и тлели угли костра. Плеснула рыба в реке, Картограф, до того хранивший непривычное молчание, оживился.
– Между прочим, животный мир водоема чрезвычайно беден… Как бы это объяснить… Если в этом мире существуют теплокровные, а тем более – разумные – существа, то не понятно, почему столь примитивны организмы в реке? Подобная экосистема просто не может существовать. Я видел один вид рыб, по-моему, двоякодышащих, два вида примитивных ракообразных, водоросли… В общем, без исследований и приборов точно не скажу, но версия про катастрофу, уничтожившую не только цивилизацию, но и целые отряды живых существ, кажется мне правдоподобной.
– Здесь все чужое, – сообщил пригорюнившийся Маугли. – Здесь – не дом. Это – не Сердце. Все по-другому.
– Эх ты, дитя Сектора! – Данила покачал головой. – Редко получаешь то, чего ждешь, ясно?
– Ясно, – согласился Маугли. – Но Сердце же звало.
Да, мысленно согласился Данила. Сердце звало. Он ощущал и дыхание Глуби, и давление ее – и около НИИ, и на северном берегу Московского моря. Здесь же была аура чуждости, – может, из-за непривычных цветов и запахов, а может, чем черт не шутит, и атмосфера немного другая, – но не было «дыхания Глуби». Черный вихрь перехода зашвырнул Данилу и спутников в иное место, что ли?
Впрочем, это теперь не важно. Данила хотел настигнуть отца – и вот отец рядом, хотя, конечно, опережает его. Ведь пока они искал Картографа, пока тот валялся без памяти, пока шли к Глуби, минуло немало времени. Но по крайней мере, известно, куда идти.
– Значит, так, – Данила потянулся и поворошил угли, костер взметнул к черному небу сноп искр, – мне нужно найти отца.
Из уважения к Вождю и молчаливой Лиане он говорил на туземном наречии, с трудом подбирая слова.
– Того самого старца, что ушел к змееглазым. Найти и узнать, зачем он пришел сюда и зачем ему ваши, Вождь, враги.