Темный покровитель
Шрифт:
— Ради всего святого, Джиа! — Сальваторе хватает меня за руку, чуть более грубо, чем обычно, и тянет обратно на виллу. — Прекрати! Ты позволяешь своим эмоциям брать верх над тобой, вместо того чтобы думать. Ты ведешь себя как ребенок.
— Ну, ты женился на восемнадцатилетней, так чего же ты, блядь, ожидал? — Кричу я ему, дрожа от ярости, уже не заботясь о том, что я голая, а он одет. Его лицо раскраснелось от гнева, и я вижу, как сильно бьется его пульс в горле.
— Я никогда не говорил, что собираюсь тебе изменять. — Его голос глубокий и грубый, почти такой же злой, как мой, но меня это не волнует. Я изо всех сил стараюсь не обращать внимания на дрожь, которая пробегает по позвоночнику при его звуке, на темный взгляд его глаз. — Я вообще ничего об этом не говорил.
— И что? Ты собираешься держать обет безбрачия до конца своих дней?
В тот момент, когда я бросаю этот вопрос ему в лицо, я вижу, что он не подумал о последствиях женитьбы на женщине, которую он не может заставить себя трахнуть. Я вижу мелькнувшую неуверенность, осознание того, что остаток его жизни, это долгий срок для холодной постели. И тут я понимаю, что верный муж, это еще одна вещь, которую у меня украдут.
— Я добавлю это в список, — процедила я сквозь зубы. — Брак, которого я не хотела. Муж, который не трахает меня так, как я того заслуживаю. Дом, в котором я не просила жить, и из которого я не могу уйти, когда захочу. Ребенок, которого мне так нехотя отдадут, в конце концов, и которому ты не хочешь быть отцом, потому что я — его мать. А теперь еще и неверный муж в придачу.
— Ты действительно думаешь, что Петр был бы тебе верен? — Голос Сальваторе повышается, его собственный гнев выплескивается через край. — Думаешь, он не мочил свой член каждую ночь, пока вы были помолвлены? Что он держал бы штаны застегнутыми, если бы не трахал именно тебя? Ты еще более наивна, чем я думал, если действительно в это веришь, Джиа. А что касается остального… — Он сердито покачал головой. — Петр не собирался души не чаять в твоих детях. Он не собирался играть в обожаемого мужа. Он собирался использовать тебя, запереть в доме и превратить твою жизнь в ад, при этом делая вид, что выполняет соглашение, заключенное с твоим отцом. И ты можешь верить мне или нет, но, ради всего святого, перестань притворяться, что я лишил тебя какой-то гребаной сказки!
Он кричит так громко, что стеклянная дверь рядом с нами вибрирует. Я вижу, как в его горле выделяются нити, как он стискивает зубы, как в нем клокочет гнев, который он сдерживает.
— Мы оба в этом замешаны, Джиа. Я не дал твоей жизни превратиться в ад, из которого ты не смогла бы вернуться. Мне больше не важно, веришь ли ты мне. Теперь ты моя жена, нравится тебе это или нет. И я сам решу, что для меня значит моя проклятая честь.
— Мне это не нравится, — шиплю я, и Сальваторе насмешливо качает головой.
— Ладно. — Он поворачивается на пятках и идет обратно к кровати.
Я стою на другом конце комнаты и смотрю, как он уходит. Часть меня хочет пойти спать на диван, лишь бы быть подальше от него, но другая часть возмущается тем, что он может не только вытеснить меня из нашего брака, но и не дать мне спать в кровати. Поэтому я достаю из комода шорты и футболку, надеваю их и заползаю в кровать так далеко от него, как только могу.
Это несложно. Кровать огромная, мы не соприкасаемся, пока не захотим.
А сейчас я меньше всего хочу прикасаться к нему.
***
Утром, когда я просыпаюсь, Сальваторе уже нет. Простыни и одеяла на его стороне кровати разглажены, как будто он хотел стереть все следы того, где он был накануне вечером. Я с трудом поднимаюсь на ноги, гадая, не находится ли он еще где-нибудь на вилле, но не слышу никаких звуков, указывающих на то, что здесь есть кто-то еще. Даже охрана не проявляла себя с тех пор, как мы приехали. Впрочем, как им удается оставаться такими незаметными, я понятия не имею. Сколько бы Сальваторе ни платил им, ему, вероятно, следовало бы платить им больше.
У меня голова раскалывается от ночных слез, и все болит. Сальваторе старался быть нежным, надо отдать ему должное, но наутро я всегда буду болеть от его размера, несмотря ни на что. Вместе с воспоминаниями приходит тонущее чувство ужаса, напоминание о том, как мы расстались. Мой брак теперь незыблем, развод практически невозможен, и все шансы на то, что моя прежняя помолвка состоится, исчезли. Но между Сальваторе и мной ничего не изменилось в лучшую сторону, а даже наоборот, стало еще хуже.
Я откидываю одеяла, перекидывая ноги через край кровати, и вижу на тумбочке записку, оставленную для меня. Рядом с ней лежит плотная черная кредитная карта.
Джиа,
Я буду отсутствовать по делам почти весь день, возможно, до вечера. Ты можешь свободно исследовать окрестности, только возьми с собой побольше охраны и не пытайся от нее уклониться. Кредитную карту ты можешь использовать по своему усмотрению.
— Сальваторе-
Чувство ужаса немного ослабевает. Но, по крайней мере, я не заперта на вилле на все время нашего "медового месяца", а компанию мне составит только Сальваторе, когда он вернется. Я могу выйти на улицу, подышать свежим воздухом и осмотреться, и это, по крайней мере, похоже на отсрочку.
День принадлежит мне, и мысль о том, что я могу делать с ним все, что захочу, поднимает настроение. Я звоню по номеру нашего личного консьержа, чтобы заказать завтрак, а затем, пока я жду этого, принимаю два аспирина для головы и погружаюсь в горячую ванну, добавив щедрую порцию лавандово-ванильных солей Эпсома из флакона, стоящего на золотом подносе, который находится на стойке в ванной комнате вместе с множеством дорогих туалетных принадлежностей. Тепло мгновенно успокаивает нежность между бедрами и ноющие мышцы после вчерашнего вечера. Я собираю волосы на голове, чтобы они не попали в воду, погружаюсь в ванну и закрываю глаза.
Когда вода начинает остывать, я вытаскиваю себя из нее, вытираюсь насухо и надеваю изумрудно-зеленое бикини с макси-платьем с пальмовым принтом и пару плетеных эспадрилий. Я затягиваю волосы в высокий пушистый хвост, добавляю обручи и браслет, намазываю все открытые участки кожи солнцезащитным кремом, а затем возвращаюсь в спальню и обнаруживаю, что меня ждет завтрак.
Это практически шведский стол. Здесь есть кофе, сливки со вкусом кокоса и обычные сливки, апельсиновый сок и вода, а также яичница, черничная кленовая колбаса, копченый лосось и стопка пушистых блинчиков с клубничным сиропом и маслом. Это больше еды, чем я могла бы съесть за один раз, и я ковыряюсь в ней, откусывая по несколько кусочков, пока потягиваю кофе. Копченый лосось и яйца, в частности, очень вкусные, и в итоге я накладываю их на одну тарелку и выношу на палубу, чтобы поесть, пока допиваю кофе.