Темный принц. Трилогия
Шрифт:
— Только не эта клятва, — покачал головой воин. Мне показалось, или в его голосе действительно прозвучали нотки тоски? — Элиа поклялась именем и честью своего рода. Эта клятва равно дается темными и светлыми… дворянами… — Последние слова Вангар произнес явно через силу. — И если она дана, то может быть выполнена только двумя способами: либо вернуть долг, либо спасти жизнь тому, кто принял клятву. Нарушить ее нельзя — это страшный позор, который несмываемым пятном падет на честь всего рода.
— Но… — потрясенно выдохнула клиричка. —
— Может, — кивнул воин, на этот раз не отрывая от меня напряженного взгляда. — Но тогда… Отказ–оскорбление, ведь поклявшегося сочли недостойным. И смыть этот позор, так чтобы он не пал ни на тебя, ни на твой род, можно лишь одним способом — своей кровью.
А то я не знаю, воин… Амата потрясенно ахнула:
— То есть… Если Ди сейчас откажется, Элиа должна… себя… — Не в силах произнести нужное слово, девушка запнулась, а потом резко провела пальцем по горлу.
— Именно, — кивнул Вангар.
Теперь на меня уже вся команда смотрела как на врага народа. Тут кто–то мучился ностальгией?
— А я о чем говорю?! — вспыхнул я. — Именно об этом! А потому — в'алле, в'алле, и еще раз — в'алле кел'лас эс'теракк шириитский!!
Ну почему, почему она не поклялась всем тем же самым, но — рассудительному Теренсу или помешанному на полетах и фехтовании Гилберту?! Почему?! Насколько все было бы проще! По крайней мере, для меня!
— Диран, а ну прекрати! — повторила Тайма. — Это! же неприлично!
— И в чем проблема? — ровно поинтересовался я. — Вангар же, например, ругается, и ему ты ничего не говоришь!
— Вангар старше тебя!
— А разница? Что, после того как мне исполнится тридцать, я смогу говорить «т'кере», «тарк мархар», «кэл'нха», «шек'керат»… — По мере перечисления клиричка, внимательно прислушивающаяся к моим словам, медленно, но верно краснела.
А я че, я ниче… Я виноват, что у нее буйная фантазия и она представляет все, что я говорю? Даже если этого не понимает… Я вон, например, в ее возрасте был мальчиком культурным и ни о чем таком не думал! Кажется…
— Н–ну… — попыталась найти лазейку Тайма. — Разница еще в том, что «т'кере», «тарк махар»… — Впечатлительная клиричка пошла белыми пятнами и принялась хватать ртом воздух. Воинша покосилась на нее и попыталась найти более обтекаемую формулировку: — То, что говорит Вангар… является… э… активной ненормативной лексикой, а «в'ал…», ну, в общем, то, что сказал ты, — лексика пассивная!
Да… Ей надо в ученицы к Микоши идти.
— А разница? — снова скептически поинтересовался я.
— Ну… — запнулась воинша, не зная, что же все–таки ответить.
«Активная — это ты, а пассивная — тебя!» Арг, кхе–кхе… Ну и объяснили… Никогда не думал, что у меня такие знания по… э… лингвистике. «Ага, у тебя! Размечтался!!!»
— Милорд, — вклинился в спор, посвященный проблемам лингвистики, голос Элиа, — так вы принимаете мою клятву?!
— Во–первых,
А что мне еще остается?..
В общем, после такого милого и содержательного разговора, когда количество путешественников «до Затерянного Храма и дальше» увеличилось еще на одного, я сидел в главной зале, ожидая, когда же, наконец, соберутся все.
Не знаю, чем там Шамит Вмелену помог, но хозяин таверны решил рассчитаться по полной и сейчас уверенно набивал сумки команды едой, словно в путь до Затерянного Храма отправлялись не восемь человек, а, по меньшей мере, две роты.
Отъезжавшие неуверенно топталась возле вновь обретенных коней. Лишь Шамит с Аэлиниэль о чем–то тихо шептались в уголочке.
Интересно, а как на это отреагировали бы остальные эльфы? Это ведь такое нарушение этикета! Шептаться неизвестно с кем, неизвестно о чем, да еще в присутствии кучи свидетелей! Позор на все ушастые роды!
— У–у–у… Как же голова–то болит!!! — немузыкально взвыл кто–то сбоку.
Я покосился в ту сторону. Вчерашняя ведьма, обучавшая «правильным танцам», сидела за соседним столиком и мрачно сверлила взглядом плохо ошкуренные доски столешницы, запустив пальцы в роскошную рыжую шевелюру.
Почувствовав чужой взгляд, она, не поворачиваясь, мрачным голосом поинтересовалась, обращаясь явно ко мне:
— От головной боли и похмелья чего–нибудь знаешь?! Не люблю пьяных.
— «Светлое общеисцеляющее» подойдет? — наивным голоском поинтересовался я.
— В порядочном обществе, — хрипло отозвалась ведьма, по–прежнему не поднимая головы, — за подобное предложение сразу бьют табуреткой по голове.
Ха! Размечталась! Хотя… Что–то мне ее голос подозрительно знаком…
Девушка мотнула головой, отбрасывая прядь назойливых рыжих волос, и я на мгновение увидел ее лицо.
— Микоши?!
Ведьма вскинула голову:
— Мы знакомы?!
— С–слегка, — выдавил я.
Вот кого–кого, а увидеть ее здесь я не ожидал.
— Да? — удивленно протянула ведьма, задумчиво проводя пальцем по кромке стакана с водой, стоящего на столе перед ней. С длинного, раскрашенного во все цвета радуги ногтя сорвалась зеленоватая молния и потонула в стакане, окрасив воду в золотистые тона. Микоши неспешно отхлебнула напиток. — Это как? — Из ее голоса пропал всякий намек на похмелье.
— Н–ну… Книгу я вашу читал…
— Не вашу, а твою, — нетерпеливо оборвала меня ведьма. — Я здесь пока вроде одна, а потому выкать мне нет никакой необходимости! Тем более, мне кажется, у нас не такая уж большая разница в возрасте. Лет пять–семь, не больше.
— Ага, — выдохнул я. — А вы… ты… что здесь делаете?!
Нет, я, конечно, все понимаю, но когда серьезный (относительно) лингвист отплясывает в каком–то захудалом (относительно) кабаке, а наутро мучается (относительно) похмельем?!