Темпоград. Научно-фантастический роман
Шрифт:
— Хнычет все. Противный такой, чешуя шелушится. Я бы не стал жизнь отдавать за таких. Нелюди вроде.
— А для меня они как дети, — ответил Юстус (через добрый час). — Да, детишки, неопрятные, невоспитанные, невежественные, драчливые. Вырастут, будут людьми. Для будущих людей стараемся.
Всякий раз, включаясь в передачу, Юстус просил раскрыть портфель и рассортировать тетради с записями, подчеркнуть такие-то и такие-то формулы, отметить такие-то страницы.
— У меня привычка недописывать слова, — предупреждал он. — Пищу только корни. Я-то помню, что имелось в виду, а в Темпограде придется расшифровывать.
Лев понимал,
— Я попробую начать расшифровку, — предложил он.
Еще одно занятие. Меньше думаешь о жаре.
— Обратите внимание на тетрадь «Причины взрыва новых», — попросил Юстус. — И на записи о нравах тоитов. Это я не все успел переписать начисто. И сами расспрашивайте Клактла.
Переписка и расшифровка занимали мысли. А тоит одно тянул: «Долго еще?»
Лев отвечал привычно:
— Друг, потерпи! Для твоей же планеты.
10. НА ОРБИТЕ БЫСТРОГО ВРЕМЕНИ
Внешний мир вошел в кабину внезапно. Послышались звонкие удары о металл, скрежет, стук колес. Вневременную однопространственность встряхнули, сдвинули, покатили. «Осторожнее, вы, черти», — сказал отчетливый бас. Откуда-то пахнуло прохладой, упоительно свежим, вкусным, как ключевая вода, кислородом. И в люк брызнул свет, серо-голубой свет дневных ламп.
— Милости просим в Темпоград, — сказал тот же бас.
Лев не без труда выбрался наружу и оказался в просторном зале, выложенном глянцевитыми черными и голубыми плитками.
Люди как люди — в синих комбинезонах, белых халатах. Привычно встречает прибывших медицина. Кремовые автобусы неотложной помощи. Тележки для багажа.
Обыденность поражала прежде всего в Темпограде. Словно не в другое время прибыли, а в любой земной город — в Париж, Владивосток или Тимбукту. Та же забота о багаже, те же дежурные санитары с носилками, встречающие с букетами цветов, коридоры, лифты, лестницы. В конце концов ты попадаешь в гостиницу: снова лифт, снова коридор, нумерованные двери разного цвета. Один из номеров — твой. В нем застланная кровать со взбитой подушкой, стенной шкаф с пустыми вешалками, полированный стол, на столе телефонная книжка и дверца пневмопочты с дисками меню. За стенкой ванна и душ. И, как во всем мире, красный кран брызжет горячей водой, синий — холодной. Где тут иное время? Непохоже.
Обыденность поразила Льва и еще поразила неторопливость. Ведь перед отправкой было столько суеты. Поспешно летели, на ходу составляли обращение, торопливо зачитывали, срочно выбирали, кого послать в Темпоград. «Скорее, скорее, экономьте секунды Т-града». Льву не дали проститься с Винетой, не дали вещи захватить из дому. И, вжившись в торопливость. Лев закричал, едва выйдя на перрон: «Ведите меня немедленно к президенту! Профессор Юстус заболел, ему стало плохо, но все записи у меня. Он просил обратить особое внимание…»
— Отдохните, — сказали ему. — Президент сегодня занят. Заседание президиума послезавтра. Вас пригласят обязательно.
— Но это срочно. Дело идет о космической катастрофе.
— Мы понимаем. Вот и отдохните, наберитесь сил. Заседание будет послезавтра, в крайнем случае после выходного,
И хотя Лев понимал разумом, что темпоградский день-другой — это несколько земных минут, все же неторопливость раздражала его. Не соответствовала душевному волнению. Невольно думалось: «Несправедливость какая! Там миры гибнут, люди спешат на помощь, пересиливают себя, изнывают от жары, а здесь полеживают, ванны принимают, закусывают».
Но делать нечего, не он распоряжается тут. Лев поддался ласковым уговорам, вымылся, поел, выпил горячего чаю и заснул вопреки волнению, проспал часов десять (темпоградских), поужинал, еще раз поспал. Все равно впереди был пустой день (темпоградский), надо было его потратить на что-нибудь. Лев пошел осматривать город.
Дома как дома. Если забыть о межвременной парилке, можно подумать, что ты в незнакомом районе Москвы. Такие же стеклянные стены, такие же охристые или светло-голубые мостовые. Но земные города все плоскостные, а этот многоярусный — вместо неба мосты над головой — улицы над улицами. И над теми улицами снова улицы, эстакады, мосты.
В газетном киоске Лев взял план города. План тоже оказался многоярусным — не развернутый лист, а книжечка — по странице на ярус. Параллельные линии дорог переходили в пунктиры пандусов, а на смежной странице пунктир снова превращался в дорогу. Красные квадратики на перекрестках обозначали магистральные лифты. Определившись, Лев направился к ближайшему. Решил начать осмотр с самого верха.
Скоростной лифт вынес, правильнее бы сказать «вышвырнул», горстку пассажиров на открытую площадку. Над головой вместо неба оказалось нечто пыльно-дымчатое, серое с красноватым оттенком и с кроваво-бурой полоской закатной зари на горизонте. Под ним располагался обширный парк с широкими аллеями, усыпанными цветным песком или толченым кирпичом, с пышными клумбами и живописными космами ив, как бы моющими свои зеленые волосы над прудами, где важно плавали лебеди. Обширный, чистый, заботливо ухоженный парк. Льву, впрочем, он не очень понравился. Лев предпочитал нетронутую дикую природу. Здесь же кусты были подстрижены умелым садовником, в песке поблескивало стекло, даже трава казалась подкрашенной: крикливо зеленая, как на детских рисунках.
Перед первым же фонтаном Лев остановился. Знакомые какие-то очертания. Ах да, на этот фонтан, на эти аллеи со скамейками он смотрел Оттуда. Но из большого мира все это казалось ненастоящим, забавно-игрушечным. Значит, и сам он сейчас выглядит куколкой. Интересно посмотреть бы на себя. Лев вспомнил, что и в туристских походах его всегда занимала эта перемена точки зрения. Был в долине, смотрел на гору; сейчас с горы смотрит на долину — из настоящего в свое же прошлое, а раньше взирал на будущее. Жалко, что не видишь себя самого.
Впрочем, из недавнего прошлого, Темпоград казался неживым. Скамейки те же, аллеи те же, но без людей. На самом деле здесь довольно много народу: расхаживают, спорят, руками размахивают, молодые звонко шлепают по мячу, пожилые рысцой бегут от инфаркта. Почему не было видно их? Малы, что ли? Да, малы, а кроме того, слишком проворны. Ножки у них коротенькие, шажки маленькие, но секунды длинные, и скорость получается как у земного ходока — метр-полтора в секунду. Здешние полтора метра — это целая улица. Легко ли заметить муху, пролетающую над макетом, стоящим в соседнем зале. Секунда — улица из конца в конец. Мелькает что-то.