Тень Аламута
Шрифт:
– Вставай, дурачок, ты что?! – оторопела девушка. – Еще увидит кто!
– Один поцелуй! Всего один!
Оруженосец вошел в роль. Кем он, интересно, себя мнит? Гавейном? Белым рыцарем? Мальчишка пылко (и, надо признаться, уже довольно умело) поцеловал девушку. И еще раз. И…
– Принцэсса? – Этот голос Мелисанда узнала бы из тысяч других. – Дэточка! Ах, бэсстыднэца!
Сатэ? Как некстати! Оттолкнув Гуго, принцесса махнула плащом, чтобы скрыть его лицо. Мальчишка бросился бежать. Хорошо хоть, капюшон накинул! По рыжим лохмам его всякий признал бы, несмотря
Мелисанда напустила на себя неприступный вид:
– Сатэ! Вы нарушили мое уединение. – Для решительности она покачала в воздухе молитвенником. – И вообще! Как вы смеете шпионить за мной?! Убирайтесь! Немедленно!
– Но, но! Не так быстро, дочь моя, – сильная рука ухватила принцессу за плечо. – Что ж ты гонишь свою старую нянюшку?
Когда на дорожке появилась королева, Мелисанда не успела заметить. Вот только что было пусто, свет факела пробивался сквозь спутанные ветви желтой звездой, и нате вам! Черное платье (словно королева в трауре), волосы распущены – что, девицу невинную из себя корчит? Лицо – сердечком, глаза – смеющиеся луны, а над верхней губой чернеют усики. Алису эти усики приводили в ужас. Бедная девочка каждое утро пытала зеркало: началось или нет? С красотой матери девчонка унаследовала и ее недостатки, с этим приходилось мириться.
– Молитвы, значит, читаешь, – сузила глаза Морафия. Она взяла из онемелых пальцев дочери фолиант, перелистала. – Глаза портишь… Да как же ты в сумерках буквы различаешь, дочь моя?
– Я знаю все молитвы наизусть, матушка, – пролепетала принцесса.
– Да? – брови королевы поползли вверх. – Вот уж не знала, что ты такая набожная. Стой спокойно!
Она наклонилась к принцессе и принялась ее обнюхивать. Нос ее шевелился, словно у гончей. На миг Мелисанде стало страшно. Ей представилось, как мать вцепляется зубами в живот и рвет, выгрызает мышцы и внутренности. Однажды принцессе довелось видеть, как охотничьи псы драли в клочья лису… Страшное зрелище!
– От тебя пахнет кровью, дочь моя.
– Это потому… потому, что у меня время такое.
– И мужчиной.
Мать нахмурилась. Последнего она не могла утверждать наверняка. Гильом де Бюр покинул ее покои совсем недавно, запах его тела преследовал Морафию.
– Любая благочестивая девушка, когда у нее наступают такие дни, сидит дома и занимается рукоделием. Но ты-то у нас не благочестивая. Ты – набожная. С кем была, маленькая шлюха?!
– Я клянусь, мама!..
– Ах, клянешься? – Пальцы Морафии вцепились в ухо. Принцесса взвизгнула, опускаясь на колени. – Ах, ты у нас молитвенник наизусть знаешь! Читай же! Читай! – Морафия ткнула девушке под нос перевернутую книгу. – Ну же?!
Жесткая рука отпустила ухо и вцепилась в волосы. Морафия подняла обмершую девушку к своему лицу. Мелисанда заглянула в круглый, пылающий безумием глаз, и силы покинули ее.
– Ты. Была. С мужчиной, – чеканя каждое слово, произнесла королева. – Кто он?
– Матушка!!
– Ах, стервища! Выродок! Жаль, что я не выгранила плод, когда зачала тебя! Неблагодарная тварь! Кто он?!
– Не скажу!
От пощечины Мелисанда на миг ослепла.
«Меня! – мелькнула яростная мысль. – Будущую королеву! Какая-то безумная старуха!»
– Кто он?! Кто он?! КТО ОН?!! – орала Морафия.
Образ несчастного поваренка, похожего на свареную курицу, вновь посетил Мелисанду. На миг распяленная бело-серая мордочка превратилась в лицо Гуго. Мертвое, измученное смертной болью. Принцессу затошнило.
– Не скажу-у!! – завопила она и вцепилась зубами и руку матери. Вопль, потрясший парк, мог состязаться в громкости с ревом труб Иисуса Навина.
– Мерзавка! – взвыла королева. – Стража! Стража! В башню ее, шлюху!
– Сама шлюха! С де Бюром спишь!
Все планы полетели кувырком. Неведомо откуда выскочили стражники. Поначалу удача была на стороне принцессы – воины деликатничали; они и помыслить не могли, чтобы ударить королевскую дочь. А уж Мелисанда старалась вовсю. Одного она ударила в колено, другого укусила за нос. Драться в блио сложно (примерно как со спутанными ногами), но она сумела, задрав подол, пнуть третьего в пах. Причитая дурным голосом, тот убежал в кусты.
Но праздновать победу было рано: начальник стражи сообразил, что к чему, и ткнул Мелисанду кулаком в ребра. От боли девушка забыла, как дышать. Ее скрутили, связали руки обрывками ее же плаща и утащили в замковые казематы.
Антиохия, благословенная и прекрасная, уплывала в далекую даль.
«Отец! – захлебывалась беззвучным криком девушка. – Отец, прости меня! Я всё равно спасу тебя!»
РАСЧЕТЛИВОСТЬ КОРОЛЯ БАЛДУИНА
Короля Иерусалимского считали живчиком и непоседой.
И действительно: Балдуин успел посидеть на всех тронах христианского Леванта, исключая Триполитанский. Начинал он как граф Эдесский. Потом стал королем Иерусалима. Пока князь Антиохии не вышел из ребяческого возраста, регентствовал и там. Было дело, замещал Жослена Кутерьму… Но Жосленовы владения не в счет, это всё та же Эдесса, которую сам Балдуин когда-то ему и отдал.
Иерусалим, Эдесса, Антиохия, Триполи.
Христианский Восток Балдуин знал как свои пять пальцев. Знал и любил. Он быстро понял, насколько опасно переделывать этот мир, насколько расплывчаты понятия добра и зла. Первые крестоносцы, захватив Иерусалим, вырезали почти всё местное население. Кровь лилась потоком из Ворот Печали, но за что было мстить простым людям? За страдания Христа? За мытарства крестоносцев среди пустынь? За чьи-то потери и лишения?
Глупости.
Последствия этой бойни ощущаются до сих пор. В Иерусалиме не хватает людей: сапожников, портных, строителей. Тех, кто оказался не способен противостоять поборникам веры, но кто эту веру в действительности создавал? Ведь не рыцарским же сыном был Иисус – плотничьим.
С тех пор король Балдуин решил, что станет относиться к фанатизму, как к мечу. Мечом хорошо резать, и убивать, но замка из него не выстроишь. Да и в сортире с ним неудобно.
– Габриэль, да ты ли это?!