Тень Белого Тигра
Шрифт:
Сон Йонг из Священного Города, заключившая союз со змеем, должна была стать спасением Чосона – или его погибелью. Шаманка Лан, передавшая ей свои знания и силу, должна была уйти в мир иной и присоединиться к духам своих предков – или не учить Сон Йонг вовсе. Лан сделала выбор.
Новое сменяет старое, как сезоны в году. Так заведено в Великом Цикле. Так написано на роду всех живых существ.
Лан вздохнула, впуская в тело морозный воздух раннего утра, и послала тихую мольбу духам. У неё ещё было немного времени в этом мире. Совсем чуть-чуть, пара мгновений, чтобы вспомнить славную долгую жизнь и насладиться последними лучами холодного солнца.
Могла
– Именем тринадцатого Императора династии Мин за пособничество в убийстве десятой дочери Императора я приговариваю мудан из Ордена Белого Тигра к смертной казни, – взревел над площадью твёрдый голос наместника. – Её соучастников и настоящих убийц дочери Императора ждёт та же участь!
Много слов, мало дела. Даже в собственном приговоре шаманка видела изъяны и хотела бы поторопить наместника, если бы могла говорить. К четвёртому дню пыток она потратила слишком много собственной Ци и уже сутки не могла раскрыть рта от слабости. Но мысли её были ясны. В них она поторапливала наместника, словно заигравшегося ребёнка.
Трещит и трещит, индюк напыщенный. Великий Лазурный Дракон, и в эти руки ты вложил разящий меня клинок…
Ещё до того, как Лан стала ученицей шаманки Кэмеко, в юном возрасте, когда её мать и отец погибли от голода, ей открылась уродливая истина – и теперь она принимала ту с чистым сердцем.
Смерть конечна и неотвратима.
И час Лан наконец-то пришёл.
Блеснуло в свете зимнего рассветного солнца лезвие меча в руках чосонского стражника. Лан заметила в его взгляде неуверенность и слабо кивнула. Давай же, смелый воин Чосона. Выполни свой долг, а потом передай моей безутешной ученице, что конец каждой жизни предрешён, избегать его бессмысленно.
Передай ей, что человек – слабое существо, зёрнышко риса в Великом Цикле, малая капля в круговороте живых и мёртвых. Смерть конечна для всех и неотвратима для всех, будь ты зазнавшийся монах умирающего ордена, или великий генерал большого войска, или крестьянская дочь, ставшая лучницей, или юный король слабеющей страны, или женщина, отвоевавшая себе место под здешним солнцем, или Дракон, ставший опорой страны поневоле.
Передай, что рано или поздно каждой жизни приходит конец. Но как мы к нему придём, выбираем мы сами.
Передай это моей ученице, воин. И скажи Дракону-дуралею, что он сам волен выбрать себе дорогу, по которой пойдёт.
Исполняющий приказ стражник отвёл глаза в сторону, в последний миг побоявшись смотреть в лицо невозмутимой мудан. Резкий взмах его меча обрубил жизнь в теле шаманки Лан, последней шаманки Ордена Белого Тигра.
В тот же самый миг пелена с посиневшего лица мёртвой ученицы шаманки спала, и глазам зевак, собравшихся у ворот Тэсу и глазеющих на распятую, предстала не женщина-змея, пугающая всех даже после смерти, а неизвестная девушка. Юна, лучница из стана Дочерей драконьего войска, присоединилась к Великому Циклу вместе с шаманкой Лан.
Их путь был окончен.
Cоюзники
1
Дорога на Пхеньян, Чосон, первый день 1593 года, год Водяной Змеи
В сопровождении Хаджуна и Рэвона, наиболее странной компании, какую Йонг могла представить, она остановилась на привал во дворике заброшенной крестьянской хижины.
– Вы с Нагилем договорились о столице, – сказала Йонг, собираясь снова задать надоевший Рэвону вопрос, – но ты привёз нас сюда. Столицу спутал?
– Прекратишь ты упражняться в сарказме? – вздохнул Рэвон, изрядно уставший от неё всего лишь за день пути. Её вопросы он демонстративно игнорировал, говорил только с Хаджуном, и Йонг, тоже вымотанная долгой дорогой по заснеженным тропам, не могла даже как следует разозлиться.
– Ёнгданте велел доставить сыта-голь в Хансон, – подал голос Хаджун. Рэвон кинул ему короткий сердитый взгляд.
– В планах твоего генерала тоже многое поменялось, не так ли?
Хаджун насупился, пожал плечами, когда заметил, как неуверенно смотрит на него Йонг. Все силы у неё ушли на то, чтобы не плакать, сидя в седле, чтобы отгонять от себя образ белого, изменившегося под действием Ци, лица Юны. Даже после смерти она была похожа на Йонг.
Похоронят ли её с почестями – или привяжут к позорному столбу, выдав смерть предательницы за показательную казнь? Йонг не хотела думать об этом, ни сейчас, ни позже, но мысли вновь и вновь возвращались в прошлую ночь, полную слёз и крови. Её слёз. Чужой крови.
На горы опускалась ночь, становилось холоднее, они потеряли силы ещё в полдень и с тех пор плелись по тропам, не разбирая следов. Им стоило отдохнуть, Рэвон был прав.
«Сделай так, чтобы жертвы Юны и Лан были не напрасны, Сон Йонг», – думала она, спрыгивая с крупа своей уставшей лошади и заходя в неухоженный двор одинокой хижины у дороги.
«Сделай так, чтобы все глупцы поплатились за это», – думала она, привязывая коня к засохшему сливовому дереву.
– Завтра отправимся дальше, – поджав губы, сказала Йонг. Хаджун вскинул брови от удивления, но говорить ничего не стал. Твоё решение, сыта-голь.
Соглашаться с Рэвоном было смерти подобно и прежде, но теперь, после целого дня пути рядом с ним, после всех мыслимых и немыслимых образов, которые она себе выстроила, помня всё о прошлой ночи и додумывая недостающие детали… Теперь Рэвон-сонбэ [3] окончательно превратился в глазах Йонг в чудовище.
3
Обращение младшего коллеги к старшему по корейскому этикету.
Она велела развести костёр и ушла поискать в хижине что-нибудь тёплое, что можно было использовать в качестве одеяла, и хотела думать только о предстоящем ночлеге, еде, приземлённых делах… Но снова и снова возвращалась мыслями в кровавую ночь и чувствовала в воздухе тонкий запах металла, кислого яда, прожигающего горло принцессы Юнмень, солёных слёз умирающей Юны. Прошлая ночь, полная крови и предательства, осталась в Йонг, вся целиком, и не было ни сил, ни желания сопротивляться её отравляющему смраду, тянущемуся вдоль снежной дороги от Хэнджу.