Тень Бешеного
Шрифт:
— Говоришь, из газеты «Монд»? — спросонья не сразу врубился Позин. — Да хоть из чертовой «Нью- Йорк тайме»! В гробу мы этих жмуриков видели. Они все тупые, малообразованные и самонадеянные мудаки! — постепенно просыпался и сам Позин, и его азарт игрока. — Слушай меня, Аристарх, ничего не бойся и назначай интервью на любое удобное для тебя время. Я буду рядом с тобой, и мы этого лягушатника кинем в самый заболоченный пруд, где ему и место.
Успокоенный Аристарх сообщил Дроканю, что интервью состоится.
Гиз жил в «Гранд Мэрриот отеле» на Тверской, где в свой первый приезд в Москву останавливался
Гиз, специально выбравший столик, дававший широкий обзор, сразу узнал Позина, о котором слы шал много, но лично с которым не был знаком. Они представились друг другу. Молоканов, чувствовавший себя крайне скованно, в очередной уже раз страшно позавидовал Позину, весело зачирикавшему по–французски.
— Насколько я знаю, господин Молоканов французским языком не владеет, а я очень нуждаюсь, чтобы — как это? — практиковать моего русского языка.
Гиз медленно и аккуратно выговаривал слова, нарочно делая мелкие ошибки и паузы, будто подбирал подходящие слова. На самом деле он русским владел в совершенстве с детства, о чем позаботился Широши, пытавшийся привить воспитаннику любовь к стране, которой сам был много лет назад очарован.
Первой учительницей русского языка у Гиза стала одна из представительниц рода князей Голицыных. Русская аристократка в эмиграции во втором и в третьем поколении старалась сохранить родной язык и культуру.
— А в конце обеда мы можем с Аристархом даже устроить вам маленький экзамен по русском языку, — пошутил чувствовавший себя совершенно свободно Позин, — особенно если примете много доброй русской водки, язык и развяжется.
— Тогда уже вам придется брать у меня интервью, — в тон ему ответил Гиз. — Я вообще-то плохой пьяница, после выпивки совсем глупый становлюсь… Разве вы не помните, Александр, как однажды… в каком это было году? В одна тысяча девятьсот девяносто седьмом, кажется… Мы с вами в одной фешенебельной компании жутко напились на Лазурном берегу, там еще был ваш непьющий друг Долонович. Помните?
Убей бог, Позин не помнил. На Лазурном берегу он бывал неоднократно и с Долоновичем, и без оного.
«Новые русские», облюбовали это райское местечко во Франции, следуя традиции старой русской аристократии, и отрывались там на полную катушку, покупая или снимая самые дорогие яхты и катера, заказывая самое дорогое шампанское и самых дорогих девочек.
Все это Позин прекрасно помнил, а вот был ли там Жюль Дюбуа, вспомнить не мог. Наверняка был. Французские журналисты — а Позин ни на секунду не усомнился в том, что Гиз именно журналист, — охотно пользовались гостеприимством русских богатеев, пополняя репортажами об их экстравагантных выходках колонки светской хроники.
— Припоминаю, конечно, — сделав задумчивый вид, соврал Позин. — Во всяком случае, лицо ваше мне точно знакомо, господин Дюбуа!
Так, умело использовав широко известную светскость Позина, Гиз без особого труда растопил ледок настороженности у своих собеседников.
Немного расслабился и Аристарх.
«Ну
После приятных и смутных воспоминаний о прошлых совместных загулах все трое дружно решили не заказывать даже вина, а ограничиться минеральной водой, салатами из морепродуктов и хорошо прожаренными стейками.
Опытным глазом заметив напряженность Молоканова, Гиз счел разумным начать со словоохотливого Позина:
— Если я правильно понимаю, вы, господин Позин, вторая по значимости фигура в Партии здоровья — главный политический советник лидера?
Последующий ответ Позина совершенно обескуражил лжежурналиста:
— Вовсе нет. Я не только не вхожу в штаб партии, но даже в ней не состою, поскольку при моем образе жизни, откровенно и последовательно нездоровом, было бы ложью, с моей стороны, агитировать за эту партию, — заявил он. — Я просто чисто по–дружески помогаю Аристарху Петровичу необходимыми ему советами.
— А сам господин Молоканов ведет здоровый образ жизни? — не без скрытого ехидства поинтересовался Гиз.
— Во всяком случае, под его руководством многие члены партии к этому сознательно стремятся, а я, к сожалению, даже и не стремлюсь — не без самоиронии объяснил Позин.
Гиз посмотрел на молчавшего Молоканова, который важно кивнул в знак согласия и одобрения.
Бедняга Гиз оказался неожиданно в сложной для себя ситуации. Мнение словоохотливого Позина его нисколько не занимало. В узком кругу международных магнатов, к которому Гиз принадлежал, Позин проходил под кличкой Балабол и Гуляка. Еще с ельцинских времен Александра там никго не воспринимал всерьез, считая его особое при «дворе царя Бориса» положение очередной прихотью непредсказуемого первого Президента России. Так что на Александре Позине, как на политически значимой фигуре, в тайных анналах был поставлен жирный крест, в справедливости чего Гиз только что имел возможность убедиться лично: балаболить Позин мог буквально часами и практически на любую тему, но толку от этого не было никакого.
Гиз попробовал разговорить все еще настороженно молчавшего Молоканова:
— Аристарх Петрович, не могли бы вы, хотя бы кратко, рассказать французским читателям о программе вашей Партии здоровья?
Подобный вопрос Аристарх и Дрокань предвидели и даже заготовили вполне вразумительный ответ, но Молоканов никогда не отличался ораторскими способностями, да и не слишком вчитывался в эту самую программу, враз сочиненную блудописцем Дроканем совместно с политтехнологом Севой.
«Не царское это дело программы дурацкие озвучивать. Вот и Ельцин тоже никакой программы не имел, а страной руководил — дай Боже!» — заявил он.
Самонадеянный Аристарх видел себя в ближайшее время на самой вершине масти, не без учета собственного опыта полагая, что писать бумаги и вникать в них обязаны чиновники. Он ведь им за это зарплату платит. Однако за чисто дружеским, на первый взгляд, столом что-то нужно было отвечать. Услужливый Дрокань заготовил шефу соответствующую бумажку, но читать ее проныре журналисту было бы откровенным провалом. Кем–кем, а дураком-то Молоканов не был и, пошевелив мозгами, нашел, как ему показалось, оптимальный выход: