Тень и Кость
Шрифт:
«Не только Гриша становится хозяином усилителя, но и усилитель — хозяином Гриши. Стоит заявить на него свои права, как пути обратно нет. Подобное притягивает подобное, и узы скреплены».
Причина этому была не до конца ясна, но, похоже, это имело какое-то отношение к ограничениям сил Гриш. «Лошадь славится скоростью. Медведь — силой. Птица — крыльями. Ни одно существо не может обладать всеми дарами одновременно, так мир поддерживает баланс. Усилители — часть
Еще один философ написал: «Почему Гриши могут обладать лишь одним усилителем? Вместо ответа я задам вам вопрос: что в жизни бесконечно? Вселенная, да человеческая жадность».
Сидя под стеклянным куполом библиотеки, я подумала о Черном Еретике. Дарклинг сказал, что Тенистый Каньон был результатом жадности его предка. Это ли имел в виду философ, говоря о последствиях?
Впервые мне пришла в голову мысль, что Каньон — единственное место, где Дарклинг беспомощен, где его сила ничего не значит. Потомки Черного Еретика пострадали из-за его амбиций. И все же, я не могла отделаться от впечатления, что за это Равка расплачивалась кровью.
***
Осень перешла в зиму, и холодные ветра оголили ветки дворцовых садов. Наш стол все еще был заставлен свежими фруктами и цветами, выращенными в теплицах Гриш, где они могли подстраивать погоду под себя. Но даже сочные сливы и темный виноград не улучшили мой аппетит.
Почему-то я думала, что разговор с Дарклингом поможет что-то изменить во мне. Хотелось верить его словам, и тогда, стоя у берега озера, я почти поверила ему. Но ничего не изменилось. Я все еще не могла призвать свет без помощи Багры. Все еще не была настоящей Гришей.
Как бы там ни было, я уже не чувствовала себя такой несчастной. Дарклинг просил довериться ему, и если он считал, что олень поможет, то мне оставалось только надеяться на его правоту. Я продолжала избегать тренировок с остальными Взывателями, но позволила Марии и Наде затянуть меня в баню и на один из балетов в Большом дворце. Даже разрешила Жене придать румянец моим щекам. Мое новое отношение взбесило Багру:
— Ты даже пытаться перестала! — кричала она. — Ждешь, что какой-то волшебный олень спасет тебя? Надеешься на симпатичное ожерелье? С тем же успехом можешь ждать, когда единорог положит голову тебе на колени, глупое создание!
Я просто пожимала плечами. Женщина была права. Я устала от безуспешных стараний. Я не такая, как другие Гриши, пришло время с этим смириться. Кроме того, моя мятежная сторона наслаждалась ее нервным брюзжанием.
Не знаю, какое Зоя получила наказание, но она продолжала меня игнорировать. Ей запретили появляться в тренировочном зале, и, как я слышала, после зимнего праздника девушка вернется в Крибирск. Периодически я замечала ее злобные взгляды или как она хихикала, прикрыв рот ладонью, со своей маленькой группкой друзей Взывателей, но не позволяла себе принимать это на свой счёт.
И все же, я не могла избавиться от чувства собственного провала. Когда впервые пошел снег, я проснулась и обнаружила новый кафтан на ширме. Он был сделан из тяжелого синего волокна, с капюшоном, отделанным густым золотым мехом. Конечно, я надела его, но было сложно не чувствовать себя обманщицей.
Поелозив вилкой по тарелке, я отправилась по уже родной тропинке
«Подразделение Мальена Оретцева было размещено на заставе Черности в северной Цибее шесть недель тому назад. В списке значится, что он здоров. Можешь отправить письмо его полку. Послы из Керчи заваливают королеву подарками. Устрицами и куликами, упакованными в сухой лед (мерзость), и миндальными конфетами! Вечером принесу. Ж.»
Мал был в Цибее. В безопасности, живой, далеко от битв. Скорее всего, в этот момент он принимал участие в охоте на зимних играх. Я должна радоваться. «Можешь отправить письмо его полку». Я месяцами отправляла письма его полку! Мне вспомнилось последнее: «Дорогой Мал, — писала я. — Что-то я давненько не слышала от тебя вестей. Предполагаю, что ты женился на волькре и теперь весело поживаешь в Тенистом Каньоне, где нет ни света, ни бумаги, чтобы написать мне. Или, что вероятней, твоя новая невеста откусила тебе руки».
В письме я описала Боткина, сопящую собаку королевы и любопытное увлечение Гриш крестьянскими обычаями. Поведала о красавице Жене и о павильонах у озера, а также о шикарном стеклянном куполе в библиотеке. Рассказала о загадочной Багре, орхидеях в теплице и птицах, нарисованных над моей кроватью. Но не упомянула об олене Морозова или о том, что из меня вышла ужасная Гриша, и что я все еще скучаю по нему каждый день. Когда я закончила, то замешкала и быстро нацарапала внизу: «Не знаю, пришли ли тебе остальные письма. Это место прекраснее, чем я могу описать, но я бы все отдала, чтобы провести день с тобой, бросая камешки в Тривский пруд. Пожалуйста, ответь».
Но ему дошли все мои письма. Что он с ними делал? Хватило ли ему заботы их прочесть? Вздыхал ли он от стыда, когда пришло пятое, шестое, седьмое? Я скривилась. Пожалуйста, напиши, Мал. Пожалуйста, не забывай меня, Мал.
«Жалкое зрелище», — подумала я, смахивая слезы злости. Затем посмотрела на озеро — оно подмерзало. Подумала о ручье, бегущем через поместье князя Керамзова. Каждую зиму мы ждали, когда он заледенеет, чтобы покататься.
Я смяла письмо Жени в кулаке. Мне больше не хотелось думать о Мале. Жаль, нельзя убрать из головы все воспоминания о приюте. Больше всего мне хотелось вернуться в комнату и хорошенько выплакаться. Но я не могла. Мне нужно провести очередное бессмысленно-жалкое утро с Багрой.
Я тянула время, спускаясь по тропинке к озеру, затем протопала вверх по ступенькам в хижину и постучала в дверь. Как обычно, женщина сидела у огня, грея свое костлявое тело. Я рухнула в кресло напротив нее и стала ждать. Багра коротко рассмеялась.
— Злишься, девочка? Что же тебя так рассердило? Тошнит от ожиданий своего волшебного белого оленя?
Я сложила руки на груди и ничего не ответила.
— Ну, говори же, девочка.
В любой другой день я бы солгала, сказав, что со мной все нормально, просто устала. Но, видимо, у меня наступил переломный момент, поскольку я рявкнула на нее: