Тень иллюзиониста
Шрифт:
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Беатрис
1
Найдя в повозке Голиафа вместо Беато, она поначалу хотела развернуться и уйти домой. Но внезапно ее осенила мысль, что это только все усложнит и расстроит планы побега. Ведь ей казалось, что она разгадала свою судьбу и ничто на свете не могло заставить ее свернуть с пути, ведущего к любимому.
Большинство женщин не способны отделять любовный акт от своего чувства; им нужно чувствовать привязанность к мужчине, которому они отдаются. Беатрис не была исключением. Чтобы слиться с Голиафом, ей пришлось закрыть глаза и представить, что палец, ласкающий
— Когда мы уезжаем? — спросил он.
Она судорожно думала, что ответить. Ей нужно было время, чтобы поговорить с Беато, и она не хотела, чтобы Голиаф стал помехой для их побега. Она пообещала Голиафу встретиться с ним в грузовике во вторник ночью.
Выйдя из повозки, она вздохнула с облегчением. Она только что справилась с препятствием, которое вначале казалось ей непреодолимым. Войдя в дом на цыпочках, она прокралась в детскую. Сыновья спали спокойно, не подозревая, какие волны житейского моря бушевали вокруг них. Беатрис разделась и прошлась по дому, касаясь стен подушечками пальцев, прижимаясь к мебели своим обнаженным телом. Она ощущала приятное головокружение, и по ее спине пробегал холодок удовольствия.
— Такой должна быть свобода!
Она вошла в спальню и легла рядом с Паниагуа. Закрыв глаза, она почувствовала на коже нежное прикосновение судьбы.
2
Она проснулась поздно, и тело ее ныло после долгой ночи любви. Паниагуа ушел на работу. Простыня на его половине кровати была скомкана. Мятое постельное белье и грязная одежда — единственные признаки его жизнедеятельности, подумала Беатрис. Факт же существования Беато не подлежал сомнению. В недалеком прошлом он помог ей справиться с постылостью ее брака. Теперь, после проверки ее чувств к Голиафу, он стал полновластным хозяином ее души. Беато был для нее всем. Это была разгаданная судьба, обещание настоящей любви, мост, уводящий за горизонт от Паниагуа, Голиафа и властолюбивого призрака Иеронима.
Она поднялась с кровати, надела халат, тапочки и пошла к детям. Они уже пробудились и вели между собой разговор, состоящий из невнятных бормотаний. Беатрис энергичным жестом отдернула занавеску, и в комнате стало светло. Как и вчера утром, это был ровный, согревающий свет, располагающий к хорошему настроению. Беатрис стала напевать карибскую песенку, услышанную по радио. Она подняла детей с постели, умыла, одела и накормила завтраком. После еды отвела их в гостиную. Старшего она оставила играть на ковре. Младшего взяла на руки и включила радио. Затем она поставила стул у раскрытого окна и принялась наблюдать за жизнью улицы Луны.
Перед повозкой, как всегда, стояла очередь. У магазинов, сверкая на солнце яркими бликами, останавливались грузовики, развозившие продукты. Беатрис вдохнула полной грудью. Она узнала запах лекарственных трав, исходящий от повозки, аромат свежего хлеба из булочной фрау Беккер. По радио двое мужчин оживленно обсуждали хорошую погоду.
— Похоже, мы попали в тропики.
Не отрывая взгляда от улицы, Беатрис подумала, что никогда не была в тропиках. Ее воображение рисовало бесконечные пляжи с белым песком, пальмовые рощи и солнце, которое никогда не заходит.
— Попрошу Беато, чтобы свозил меня туда, — произнесла она мечтательно.
Беатрис вспомнила, что в прошлом году в это время город был парализован холодом, который не отступал до середины марта.
— Погода сошла с ума, — заключил один из мужчин, и в голосе его прозвучала обреченность.
— И мир вместе с ней, — добавил другой. — Как еще объяснить войну в заливе?
В памяти Беатрис возникли образы, навеянные телевизионными новостями. Солдаты и танки, пересекающие пустыню. Самолеты, эскадрами
3
Без пятнадцати час Беато пришел к повозке со стороны бульвара и скрылся внутри нее. Оттуда он появился с ящиком, полным кукол. За ним следовал Голиаф с деревянной ширмой. Пока они шествовали в «Авеню», за ними увязалась орава детей и их родителей. Вскоре Голиаф снова показался в поле зрения, перешел дорогу и занял свое место у прилавка. Беатрис встала со стула, подняла малыша с ковра и с обоими детьми вышла из дома. Был понедельник, и соседка Исабель была на работе, так что старшего ребенка пришлось оставить у вдовы с первого этажа, приветливой женщины, которая делила кров со своим рахитичным пуделем. Оказавшись на улице, Беатрис обогнула повозку и отправилась в «Авеню». Она заняла место в первом ряду, у лестницы, ведущей на сцену. Прижав ребенка к груди, она повернула его лицо к сцене кукольного театра, где вскоре появилась ярко раскрашенная кукла.
Маленькие зрители от души смеялись и вместе с героями исполняли известные песенки. По мере того как приближался финал, а вместе с ним заветная встреча с Беато, нарастало волнение Беатрис. Она постоянно меняла позу, поправляла прическу, приглаживала юбку, озиралась по сторонам, как школьница, которая боится попасться на глаза родителям. По сцене скакала кукла, державшая наготове дубину и криками вызывавшая злую ведьму. Беатрис посмотрела назад и увидела, как в зал входит Паниагуа в сопровождении Тано и Леандро. Все трое остановились в середине прохода и прислонились к стене. Беатрис не успела спрятаться за спинкой кресла, и ее настиг ледяной взгляд мужа. Тогда она отвернулась, села прямо и на протяжении всего представления больше не пошевелилась. Был час обеда, когда стихли последние аплодисменты и основная часть зрителей, в том числе трое мужчин, отправились по домам. Несколько человек, однако, задержались, чтобы поблагодарить Беато, который вышел из-за ширмы, вытирая с лица пот. Сейчас Беатрис хотела его больше чем когда бы то ни было. Когда зал наконец опустел, она подошла к нему:
— Это твой сын, — сказала она, указывая на ребенка.
— Похож на меня.
— Я хочу уехать с тобой, — умоляюще прошептала она.
Беато поднял руку. Он почти коснулся ее щеки, когда двери в зал распахнулись и на пороге возник Голиаф. Он прошел несколько метров по центральному проходу и остановился как вкопанный. Сначала он улыбнулся. Затем он огляделся по сторонам и нахмурился.
— Извини, Голиаф, — сказал Беато, — я собирался тебя позвать, но что-то совсем заболтался.
— Ну мне пора… До свидания и еще раз спасибо за представление, — вспыхнув, промолвила Беатрис.
Она направилась к двери по боковому проходу, чтобы не столкнуться с Голиафом и не пересечься с ним взглядом. Она покинула кинотеатр и, не оглядываясь, перешла на другую сторону улицы. Она поднялась по лестнице на свой этаж с горящими щеками. Это было обжигающее пламя желания. Жар ласки, которую так и не подарил ей Беато.
4
Она готовила еду, мурлыча ту самую песенку, которая привязалась к ней с утра. Покормила детей на кухне и после обеда уложила их спать. Потом она накрыла стол в гостиной и позвала Паниагуа. Они обедали молча, но про себя Беатрис продолжала напевать. Она рассеянно смотрела по сторонам, на мужа, в окно на залитую солнцем улицу Луны и думала, что очень скоро все это перестанет быть частью ее жизни. После еды Паниагуа заперся в маленькой комнатке, которая служила ему кабинетом, и, сняв телефонную трубку, принялся набирать один номер за другим. Он что-то говорил в трубку, но так тихо, что Беатрис ничего не могла расслышать. Потом, уже в спальне, он поменял рубашку и ушел. Беатрис снова стала напевать вслух. Она подняла с кровати несвежую рубашку мужа и бросила ее в корзину с грязным бельем.