Тень Камбера
Шрифт:
— Боюсь, до утра мне это никак не выясните. — ответил Дункан. — Он завтра первым служит мессу, так что скорее всего мы не застанем его здесь. Ему нужно поспать.
Морган хмыкнул.
— Не только ему рано вставать, но я думаю, мы не смеем пока ложиться. Готов поспорить, Арилан тоже не спит. Вероятно, он отправился на Совет, чтобы рассказать о твоем поступке. А почему ты все-таки это сделал? Я рад, что ты так поступил, но почему именно сегодня?
Дункан пожал плечами, ударяя перчатками по бедру. Он чувствовал себя неуютно.
— В тот момент это казалось логичным.
— Наверное, эта причина не хуже остальных.
Определенно, твой поступок облегчает жизнь мне, — Морган хлопнул кузена по плечу, когда они снова начали подниматься вверх. — Тогда в первую очередь посмотри, как там Дугал, а я найду Келсона и сообщу, что мы вернулись. Нет смысла волноваться. Дело сделано, и, в конечном счете, это к лучшему. Переживем как-нибудь…
В зале ночные празднества все еще продолжались, но уже чувствовалось: дело близится к завершению.
Те, в честь кого устраивались торжества, совсем не спали прошлой ночью — если только им не удалось вздремнуть на несколько минут, стоя на коленях перед алтарем — и уже несколько часов они пили льющееся рекой вино. А танцы забрали еще больше энергии и у молодежи, и у старшего поколения.
По молчаливому согласию два герцога разделились у входа в зал. Дункан стал наблюдать, как танцует Дугал, ожидая, когда он наконец вернется на место. Морган же отправился к Нигелю, чтобы выяснить у него, что происходит, так как не смог найти Келсона.
Однако Келсон сам заметил Моргана. Он бы немедленно пошел к нему, но только что собрался с силами, чтобы подойти к Росане, придумав предлог: попросить ее прийти на совет, заседание которого он назначил на полдень завтрашнего дня, для обсуждения ситуации с Торентом.
Однако, едва он сделал это, как ему внезапно захотелось оказаться где угодно, только не здесь. Сочный пурпурный цвет нового платья Росаны, казалось, отбрасывал отблески на ее щеки, очаровательно раскрасневшиеся, что не могла скрыть вуаль, которой она прикрыла лицо после ужина. Ее длинные темные волосы, заплетенные в косу, лежали на плече.
Они отливали синевой и блестели, подобно воронову крылу, в свете факела. На короля увиденное произвело поразительное впечатление.
Маловероятно, что Морган подойдет его спасать.
Они с Росаной стояли в одной из ниш с окнами, выходящими на север, соблюдая приличия: их могли видеть почти все, находящиеся в зале. Но поскольку сегодня такое количество рыцарей было в одинаковых мантиях, Моргану потребуется время, чтобы выделить среди них короля.
— А, вижу, герцог Аларик вернулся, — сказала Росана, следуя за направлением взгляда Келсона, когда он снова посмотрел на Моргана. — Могу ли я, кстати, позволить себе один деликатный вопрос, раз уж у нас есть несколько минут?.. Вы знали заранее, что епископ Дункан наконец публично признается в своей принадлежности к Дерини?
Келсон посмотрел на вино, еще остающееся у него в кубке, затем сделал небольшой глоток перед тем, как снова взглянуть на нее.
— Нет, я не знал, — тихо сказал он. — Хотя он и уточнил перед тем, как это сделать, одобрю ли я его.
Конечно, я одобрил.
С того места, где они стояли, он видел, как Дункан пробирается к возвышению, наблюдая за танцующим Дугалом, но Морган исчез из поля зрения.
— Но, конечно, этого хотел Дугал, — продолжал Келсон, поворачиваясь к ней. Он чувствовал себя неуютно. — Похоже, они даже поругались по этому поводу несколько дней назад. Не знаю, что окончательно побудило Дункана признаться, но я рад, что это случилось. И он сделал все так прекрасно! Теперь и Дугал может не скрываться. В конце концов, мы не можем надеяться на признание Дерини, если не станем сами подавать пример.
— Да, епископ Дункан будет прекрасным примером. С какой стороны ни взглянуть, — согласилась она. — Практически все знают, как он пострадал ради вас в Меаре — хотя, если посмотреть на него, то и не догадаешься об этом. Насколько можно судить, на теле не осталось и следа. Интересно, а его мучают кошмары?
— Иногда, — ответил Келсон. — Но все меньше и меньше, как он говорит. Думаю, присутствие на казни Лориса и Горони здорово помогло. Что бы ни случилось тогда, теперь он уверен: больше они уже не смогут ему ничего сделать.
— Какие ужасные, злобные люди! — воскликнула Сосана. Она отошла поглубже в нишу и положила одну ладонь на стекло, невидящим взором уставясь на освещенный лунным светом сад. — Я не понимаю, как это могло случиться в Гвиннеде, Келсон. С Дерини в Форсинне никогда не происходило ничего подобного.
Снова посмотрев на свой кубок, Келсон пожал плечами.
— Но у вас не было завоевателя-Дерини, и он не убивал вашу королевскую семью, а потом не устанавливал деспотическое правление на четыре поколения, — возразил он. — Когда моих предков восстановили на принадлежащем им по праву престоле двести лет назад, они уже немало натерпелись от Дерини. Наверное, ответный удар был неизбежен. Если бы святой Камбер пожил подольше, возможно, все сложилось бы по-другому.
— Возможно. Скажите мне, мой господин, вы, в самом деле, рассчитываете найти этим летом останки святого Камбера?
— Надеюсь. Для меня это важно, — Он сделал еще глоток вина. — А тебя интересует возможность восстановления его культа в Гвиннеде?
— Как Дерини? Конечно. У нас не так много святых Дерини — даже опороченных. Его культ никогда не был достаточно сильным в Нур-Халлае, но он никогда и не умирал окончательно — возможно потому, что такое количество михайлинцев бежало через Форсинн после того, как их изгнали из Гвиннеда.
Келсон сглотнул, внезапно чувствуя себя неловко, когда увидел возможность задать вопрос, который он хотел задать весь вечер.
— А как монахиню? Твой орден поддерживает то, что я хочу сделать?
— Мой орден не деринийский, сир, — тихо ответила она, смущенно опуская глаза и поглядывая на него из-под опущенных ресниц. — И я не сообщала им о том, что вы хотите сделать.
— А ты.., получила особое разрешение.., надеть э-э.., сегодняшний наряд? — осмелился поинтересоваться Келсон.
Она секунду смотрела ему прямо в глаза, гораздо более смело, чем, он мог бы от нее ожидать, затем быстро опустила глаза на ноги в пурпурных бархатных туфельках.