Тень мачехи. Том 1
Шрифт:
Из-за этого внутреннего уродства Волегов часто ощущал себя циркачом, способным делать необычные вещи: расслабленно сидеть в трусах на открытом зимой балконе, падать в сугроб не после, а до бани (и никакой парилки – иначе, казалось, не миновать взрыва). А еще – ездить по командировкам, как девчонка, с горой сильно беременных чемоданов. Потому что за день приходилось переодеваться минимум трижды. И мыться, мыться, мыться…
Зимой было легче, особенно когда он купил коттедж – хотя поначалу соседей шокировал лыжник в майке-безрукавке и шортах для серфинга. Но он никого не стеснялся, и он любил спорт, любил ощущение силы, вид тугих мышц под кожей. Да и руководить своим телом –
Волегов глянул на часы, обнимавшие запястье – Vacheron Constantin, подарок Анюты на десятую годовщину их свадьбы. Вылет через сорок минут, если верить стюардессе, встречавшей его на входе. Вполне можно успеть. Точнее, нужно успеть – он не жилец без душа. Приятно быть топ-менеджером Минтранса – можно позволить себе эту роскошь даже в самолёте.
Раздевшись, он прошел в душ. Холодные струйки принесли желанное облегчение. И он задумался: надо же, такая мелочь – а важнее сейчас, чем главное. Ведь сегодня он, наконец, стал отцом.
М-да…
Странно и стыдно… Говоря с Натальей, он своими ушами слышал крик ребенка. Но ничего не чувствовал. Ничего. Ни радости, ни удивления, ни удовлетворения от своего отцовства. Перемен как будто не случилось, мир вокруг был обычным – всё те же заботы, люди, планы. Все тот же мелкий дождь за иллюминатором. Все та же птичья жизнь – вроде летаешь повсюду, с континента на континент, а свободы как в клетке… Но где-то, за двумя океанами, сегодня открыл глаза его ребенок. Его родная дочь.
Это будто не с ним, но – случилось.
Сергей надеялся, что осознание все-таки придет, пусть позже. Когда он впервые возьмет ребенка на руки, или когда услышит его голос. Или когда заглянет в лицо малышки, пытаясь угадать свои черты. Он перестанет быть бесчувственным, словно осиновое бревно – и тогда прекратит себя винить. Но до этого момента – почти полдня.
Кстати, как эту дуру Наталью занесло на острова? Вечно творит, что хочет. «Я беременная, не больная!» – огрызалась она, когда Сергей требовал отложить путешествие в тропики, которое любовница планировала совершить на девятом месяце беременности. Раздумывала, куда лететь: на Тенерифе или в Бразилию. «Хоть на солнышке погреться, – хныкала она, капризно кривя губы. – В Израиле январь – самый мерзкий месяц, дожди и холодно. Даже малышке в животе будет неуютно. А гулять-то надо». Неделю назад он перевел ей на карту очередную часть денег, и Наталья, похоже, тут же отчалила в теплые края. Сам же он улетел по министерским делам в Австрию, потом в Италию, а сегодняшний звонок любовницы вообще застал его в Онтарио. Ничего толком не объяснила, бросила трубку… Поняв, что ее настроение далеко от благодушного, да и не желая лишний раз беспокоить – наверное, устала после родов, спит – он позвонил доктору Езвику Гершону в клинику Шиба и спросил, как прошли роды и хорошо ли чувствуют себя мать и ребенок. Доктор Гершон ответил, что те же вопросы хочет задать Сергею, потому что роды прошли мимо него, а мать и ребенок, возможно, чувствуют теперь, что им стыдно. Разозлившись, Сергей все-таки набрал номер Натальи.
– Мы на Маэ, – сонно сказала та. – Прости, что не предупредила. Просто все так быстро случилось…
– Как дочка?
– Хорошо.
– Давай подробнее! – он начал злиться. – Рост, вес… На кого похожа?
– Не знаю я ничего. Они тут по-французски болбочут, не понимаю ни бельмеса. А похожа она на тебя. У нее твоя лысина.
Сергей машинально поднес руку к голове, ощупал затылок, чуть шершавый от пробивающихся волосков, и, опомнившись, рассмеялся.
Сейчас, вспоминая этот разговор с Натальей, он все-таки начал верить: отец, я теперь отец. Пусть даже он купил этого ребенка у судьбы – главное, что сделка удалась.
Он выключил душ и принялся растирать тело полотенцем из грубой льняной ткани. Глянул в зеркало – не пора ли бриться? Полноватые щеки и круглый, с ямочкой, подбородок были гладкими, без пробивающейся растительности. «Лицо-яйцо», – всплыл в памяти образ из детской книжки, и Сергей добродушно усмехнулся. Да, он такой – постаревший Шалтай-Болтай. Высокий лоб, прочерченный морщинами, распростерся на всю голову. Темные, не по-мужски тонкие, брови. Длинный нос, чуть искривленный и чуть расплющенный – боксерское прошлое в карман не спрячешь. Полные губы, верхняя чуть вздернута. Карие глаза ввалились, веки набрякли от бесконечной смены часовых поясов. Он улыбнулся своему отражению, вспомнив старый анекдот: «Где деньги? В мешках. А где мешки? Под глазами!» Что ж, возраст, образ жизни… И многолетнее, непрекращающееся чувство вины.
Пол чуть ощутимо дрогнул – значит, самолет тронулся с места. Повезло, что в этот раз ему дали столь мощную машину, способную за раз облететь полмира. И пилот опытный, редкий: с голубиным инстинктом курса, выносливостью альбатроса и бесстрастностью филина. Еще с автобусного завода, где канадские партнеры демонстрировали ему новые модели городского транспорта, который Волегов должен был закупить для столичных улиц, он дважды звонил пилоту. Предупреждал о смене курса: сначала Израиль вместо Москвы, потом вместо Израиля – Сейшелы…
Ох, надо бы глотнуть коньяка и на боковую – лететь еще долго.
Белая кровать в спальном отсеке была круглой, как гигантский пуфик. На потолке – зеркало. И стены отделаны красным – хотя наверняка это какой-нибудь «американский розовый», судя по уровню пошлости. Волегов сдернул легкое атласное покрывало с одной половины кровати – оно соскользнуло с шорохом и улеглось блестящими складками. Он завалился, даже трусов не надевая – жарко, хотя белый атлас чуть холодил бедро. Зеркало на потолке было беспощадным к его возрасту и жирку на фигуре – даже преувеличило и то и другое, будто старая злая сплетница. Сергей с отвращением повернулся набок. Взгляд уперся в трюмо – по-барочному кривоногое, раззолоченное, щедро расписанное пастушками. Волегов с отвращением закрыл глаза, не желая видеть эту псевдо-роскошную безвкусицу. В его доме не было китчевых вещиц или кричащих красок. Анюта имела безупречный вкус и пыталась привить его мужу.
Сергей помнил, как много внимания его жена уделяла подбору красок, тканей, мебели. Как советовалась с ним по поводу деталей планировки, выбора интерьерного стиля. Тщательно отбирала для их коттеджа антикварную мебель, посуду, картины… «Дьявол в деталях, – не уставала повторять она. – Одна ошибка – и гармония разрушится».
Между лопатками заныло, будто кто-то вкручивал в спину тупой холодный бур. Одна ошибка…
Прости, Анюта. Решение принято. Ребенок уже родился.
Волегов перевернулся, выгнул спину. Боль чуть стихла. Когда самолет сядет, нужно позвонить домой, предупредить жену о задержке.
М-да, раньше он ей не врал… Если только по мелочам, чтобы не волновалась за него. Врал, что пообедал вовремя. Что зимние ботинки переживут еще один сезон. Что на работе дали премию – ну не говорить же, в самом деле, что деньги на подарок к ее Дню рождения он выиграл в спарринге. А потом, когда подался бизнес, врал уже про другое – но тоже чтобы защитить ее.
Анюта… Его тоненькая девочка – ясноглазая, улыбчивая, родная. Его маленький недокормыш. Озорной ребенок, который так часто восхищал его своим умением превращаться в мудрую женщину.