Тень Одержимого

Эйли Феликс

— Да уж, со здешними охранителями лучше не связываться, — признал Пиксель.

— Потише, а то О’Доэрти здесь рядом. Да и твоя работа с Бюро не закончилась. И главный охранитель Рейвенхольда Грейвулф, и сам Великий Охранитель Баррада уверены, что Одержимый не завершил свои чёрные дела и дальше отправится на Великородину.

— Великородину? — корсар не горел желанием оставаться в центральных мирах.

— Да, — подтвердил Бримстоун. — Как мне сообщили, он хочет что-то найти и проник в Рейвентауэр за данными. И теперь наверняка понял, что искомое

может быть на Великородине. Я прошу тебя, Пиксель. Доведи это до конца. Останови его. Сейчас это более важная задача, чем Освободители.

— Хорошо, господин губернатор.

Корсар даже обрадовался такому распоряжению. Он обязательно докопается до правды и поможет Карлу Птитсу, как тот просил. Или же убьёт его как опасного террориста и вредителя Империи…

— Охранительница Пронина полетит с тобой на своём корабле, — продолжал Бримстоун. — До конца операции ты переходишь в её подчинение.

— Что ж, это было ожидаемо, — пожал плечами Пиксель.

— Удачи тебе. Дело очень серьёзное, и она тебе понадобится.

— Спасибо, господин губернатор. С наступающим вас!

— И тебя с наступающим, — улыбнулся правитель планеты.

Голограмма погасла. Капитан положил подушку у стены и опустил на неё голову.

Вскоре в каюту постучали.

— Входи.

Автоматическая дверь открылась, и вошёл Михаил Искандер:

— Кэп, дали добро на вылет из дока. И ещё охранители прислали инструкции, просили ознакомиться.

— Задай курс на Великородину, — капитан посмотрел на канонира невидящим взглядом. — А документы я почитаю, как прибудем.

— Сделаем, кэп!

Михаил покинул каюту, и Пиксель запустил на компьютере видеопроигрыватель. Под весёлую музыку кошка отчаянно пыталась побороть своё отражение в зеркале, теребя его лапами. Не в состоянии ухватить врага, она ударилась о стекло и упала, и раздался звонкий закадровый смех.

Капитан тоже засмеялся. Он лениво взял банку «Хайдеггера» и постепенно её осушил. Давно Пиксель так не отдыхал — если это можно было назвать отдыхом. Выбитый из колеи, сейчас он отчаянно цеплялся за привычное. А затем вспомнил, как смотрел похожие ролики вместе с Карлом, и перед его взором вновь возник худой человек в плаще и разбитой маске, стоящий под дождём у горящего флаеробуса.

Пиксель протёр глаза, качая головой. Он выключил видео, вернул подушку в изголовье кровати, залез под одеяло и лёг спать. Капитан совсем вымотался, а на Великородине силы ему точно пригодятся.

За бортом корабля зажимы и манипуляторы доков уходили вдаль вместе с затянутым тучами Рейвенхольдом. Пиксель лишь вздрогнул, когда ставни на окне захлопнулись, и бриг совершил прыжок в гиперпространство.

* * *

Люди с накладными клювами что-то возили на колёсиках за затылком Фридриха, гремя некой аппаратурой.

— Пыточные установки? — громко спросил Грюнвальд. — Да у вас мощностей побольше, чем у охранки!

— Ты нам всё расскажешь, — безапелляционно ответил

кто-то из «Чумы».

— Размечтались, змеи подколодные, — бросил Фридрих. — Делайте что хотите, всё равно ничего не узнаете!

— Посмотрим.

Механизмы под Арианом заработали, и кушетка с ним поднялась, встав почти перпендикулярно к полу. Грюнвальд понял, что находится в том же просторном подземном помещении с аппаратурой в центре и кислотным отстойником по краям.

Безликие прихвостни «Чумы» нахлобучили ему на голову громоздкий шлем, подсоединённый проводами к чему-то сзади. Они что, собрались сканировать его мозги?

Ариан заметил, что по прозрачной трубке в его левую руку течёт какая-то жидкость. Он затрясся, инстинктивно пытаясь освободиться, но вскоре неведомая сила погрузила его в царство сна.

Очнулся Фридрих на улице города. С серых стен многоэтажек сыпалась штукатурка, а на грязном асфальте валялись мятые банки «Хайдеггера» и «Старины Декстера». Между неприметными зданиями по возведённому над землёй мосту, пыхтя, ехал монорельсовый поезд, ребристые стены которого были разрисованы примитивными граффити из баллончиков, а выше, под блёклым небом, летали редкие флаеры. Пахло топливным смрадом.

Заксенвельт. Беднейший мир сферы влияния Кригсхайма, если не считать совсем уж фронтира. Родина Грюнвальда. Фридрих ощутил, что стал мелким, с короткими руками и ногами. Он глянул в покрытую разноцветными разводами лужу мутной жижи и увидел там несуразное, безусое и безбородое лицо мальчишки с растрёпанными чёрными волосами.

Улица растворилась, и Ариан оказался в маленькой комнатушке — бетонной коробке, кое-как украшенной плакатами дальних миров и потрёпанными искусственными цветами. Такая же потрёпанная жизнью мать наблюдала, как маленький Фриц ест скудную пищу с химзавода.

А вот он в школе, дерётся с напавшими на него хулиганами. У их предводителя на руке криво нарисован маркером какой-то символ из резких, похожих на молнии линий, и он кричит: «Криг хайль!» «Слава Кригсхайму»? «Слава войне»? Скрюченный на холодном полу Грюнвальд, которого избивали несколько ног, не понимал этих слов, но чуял, что за ними стояла сила…

А за этим быстрым и коротким заклинанием последовало иное:

— Нет ни криганца, ни рейвенхольдца, ни великородинца, ни глизеанца, — монотонно и торжественно говорил тщедушный священник на уроке. — Все мы единый народ Господа-Императора, и все мы одинаково любимы и избраны Им…

Ученики не обращали внимания на проповедь, со скучающим видом сидя за партами, и только двенадцатилетний Фриц вслушивался в речь пастора. Ему внушали, что покорность Императору — главная добродетель, которая вознаграждается. Но Грюнвальд насквозь видел слабость этих людей, ведь настоящую силу он прочувствовал…

Он стоит у окна, а рядом сидит небритый мужчина и хлещет из бутылки дешёвый шнапс.

— Ты мог бы стать другим человеком! — Фридрих пытался достучаться до пьяницы. — Ты здоровый, крепкий! Мог бы остаться с нами! Зачем ты себя губишь?