Тень победы
Шрифт:
Затем, когда его жизнь круто повернулась, и он переключился с хирургии на психиатрию, доктор понял, что врачевать душу — занятие более сложное, чем лечить тело. Он ни за что не признался бы в этом Лукину, но про себя думал, что, в целом, они оба делают одну и ту же работу. Просто Федор воздействует… как бы это помягче выразиться? На простецов, привыкших принимать все на веру. И тогда немудреные проповеди Лукина срабатывали безотказно. У Ватсона другое дело. К нему приходили люди заведомо недоверчивые, считающие, что им уже ничем нельзя помочь, и, тем не менее, остро нуждающиеся
Близкая работа с людьми его многому научила. Например, Ватсон великолепно качал маятник, если пользоваться жаргоном психиатров. То есть, он умел вовремя и незаметно останавливать нарастающую активность больного. Сбивать его с толку неожиданным и невинным вопросом. Как в теннисе — мячик налево, мячик направо. Таким образом, накопившаяся отрицательная энергия не выплескивалась одномоментно в виде нервного припадка, а растрачивалась потихоньку, и к концу сеанса перед Ватсоном сидел уже совсем другой человек — спокойный и ублаготворенный.
Доктор внимательно всмотрелся в лицо незнакомца.
— Ну что я могу сказать? — начал он. — Наверное, не так уж много — по фотографии-то…
— А ты попытайся, попросил Белов.
— Хорошо. — Ватсон остановился, ненадолго задумался и начал. — Начнем с глаз. Темные, скорее всего, карие. Крупные глазные яблоки, веки — с миндалевидным разрезом, у наружных углов — сеть морщин. Все эти признаки говорят о человеке умном и незаурядном. Он смотрит прямо в объектив, но при этом выглядит напряженным. В его взгляде чувствуется скрытая агрессия. Посмотри, как развиты складки мягких тканей лица, особенно — продольные и поперечные морщины на лбу. Этот человек часто дает волю чувствам, причем — чувствам негативным, таким, как возмущение или гнев. На щеках тоже есть морщины, но я бы сказал, что они не носят эмоционального характера, а скорее, речевого…
— Что это значит? — перебил его Белов.
— Такие морщины возникают у людей, которые являются носителями английского языка. Вот, итальянский, к примеру, вовсе не вызывает морщин, а в английском очень много звуков со сложной артикуляцией. Поэтому англичане и американцы всегда выглядят старше своих лет.
— Тут ты угадал, — усмехнулся Белов. — Ему приходится говорить на английском. Продолжай.
— Взгляни на губы. Какой у них характерный очерк! Это губы человека надменного, причем его надменность обусловлена достаточно высоким социальным статусом. Ну и… по аккуратной и красивой стрижке, по ухоженной коже я могу сказать, что это — состоятельный человек. Обрати внимание на брови. Этому мужчине — за сорок лет. Вторая гормональная перестройка уже началась, но на коже нет сосудистых звездочек, а в бровях — длинных остистых волос. Значит, он их удаляет. Выщипывает. Следит за собой. Ну, как, совпадает?
Белов кивнул.
— К сожалению, — продолжал Ватсон, — я не вижу его зубов. Состояние зубов может очень многое сказать о человеке, тем более — англичанине или американце. У них ведь визит к стоматологу — это тяжелый удар по бюджету. Поэтому, исходя из качества работы дантиста, можно судить о толщине кошелька пациента.
— Хорошо. Что еще?
— Ну, еще остались кое-какие мелкие признаки. По форме уха, козелка и противокозелка, лобным буграм, скуловым костям и выдающейся дуге нижней челюсти я делаю заключение о том, что этот человек — властный, корыстолюбивый и жестокий, не привыкший не останавливаться ни перед чем.
Белов с восхищением посмотрел на приятеля.
— Слушай! Все в цвет! Может, тебя надо звать не Ватсоном, а Шерлоком Холмсом?
Доктор скромно улыбнулся; но все же было видно, что сравнение с великим детективом ему польстило.
— Но самое главное, Саша… Этот человек — полная твоя противоположность. Ты открыт, а он, наоборот, скрытный и лживый. Ему нельзя доверять.
Ни в чем и никогда.
Белов задумался.
— Наверное, ты прав… — сказал он после паузы. И потом, желая сменить тему, спросил; — Как там наш боксер?
Ватсон удивленно пожал плечами.
— Как паровоз. Сметает все на своем пути. Я никогда еще не видел столь замечательный образчик человеческой породы. Не знаю, насколько хорош этот Ларри Пейтон, но, думаю, ему не поздоровится. По крайней мере, Гудков, — доктор понизил голос, — уже еле держится. На одном только самолюбии.
А противопоставить ничего не может. Да тут еще Сергей один трюк придумал — закачаешься! — Ватсон махнул рукой, давая понять, что он не завидует: ни Гудкову, ни Пейтону.
— Хорошо, — обрадовался Белов. — Как думаешь, когда нам надо выезжать?
— Нам надо быть в Нью-Йорке самое позднее — за неделю до поединка, а лучше — за десять дней. Иначе Сергей не справится с акклиматизацией и сменой часовых поясов.
— Ладно. Договорились. Через две недели вылетаем в Москву. С визами проблем быть не должно — федерация профессионального бокса подаст письменную просьбу в Госдепартамент США. Все пойдет по плану.
Белов развернулся и уже хотел было уйти, но Ватсон остановил его.
— Саша! Да?
— Я… Хотел тебе сказать… То есть, спросить… Словом, ты не сердишься, что я тогда не поверил во всю эту затею?
Белов беззаботно улыбнулся.
— Ну ведь поверил же?
— Сейчас — да, — кивнул Ватсон. — А тогда, месяц назад — нет. Мне это казалось чем-то несбыточным. Невозможным.
Улыбка медленно сошла с лица Белова, он стал серьезным.
— Нет такого слова, Ватсон. Все возможно, надо только хорошо постараться. И во всем идти до конца. — Он задумался, словно вспоминал нечто, доставлявшее ему радость и боль одновременно. — Побеждает тот, кто никогда не сдается, — произнес он слова Фила, пожал Ватсону руку и пошел прочь по аллее.
— Ты же никогда не сдаешься, — сказал вполголоса Ватсон, глядя Белову вслед. — Наверное, поэтому все время побеждаешь.
Две недели пролетели незаметно. Настало время уезжать: сначала — в Москву, оттуда в Нью-Йорк. Ватсон стал понемногу сдвигать тренировки. Он заставлял Сергея позже ложиться и позже вставать, прибавляя каждый день по часу. Теперь Степанцов просыпался в восемь вечера и тренировался ночами. Его могучий организм выдержал и, эту нагрузку.