Тень победы
Шрифт:
Буцаев позеленел от злости. Стараясь, чтобы его голос звучал как можно безразличней, он ответил:
— Что-то нет азарта, Соломон Маркович. Как-то это все… — он сделал пренебрежительный жест, давая понять, что считает игры на тотализаторе детской забавой.
— Ваше право, любезный! — хихикнул Храбинович. — А то, может, небольшую ставочку? Говорят, русский сегодня прилетает в Нью-Йорк. Я слышал это по телевизору.
Буцаева захлестнула горячая волна гнева. Еле сдерживаясь, он произнес:
— Да и черт с ним, Соломон Маркович!
Но слова Храбиновича, такие невинные с виду, сделали свое дело. Есть больше не хотелось. Буцаев сорвал салфетку скомкал и бросил ее на стол. Он поднялся; вместе с ним вскочили Гога и Хасан. Хасан что-то дожевывал на ходу; Гога сделал мощное глотательное движение, которое сделало бы честь крупному удаву, и спросил:
— В чем дело, босс?
Буцаев, не говоря ни слова, решительно направился к выходу. У дверей он бросил подскочившему официанту:
— Запиши на мой счет! — и вышел на улицу.
Рядом с лимузином курил скучающий Реваз. Увидев босса в недобром расположении духа (последние два месяца он постоянно пребывал в недобром расположении духа), Реваз распахнул перед ним дверцу автомобиля: Куда?
— В аэропорт! — бросил Буцаев.
Сиденье казалось ему жестким. Буцаев ерзал и так, и этак, пытаясь устроиться поудобнее, но не мог избавиться от ощущения, будто в его филейных частях засела докучливая заноза. И Роман Остапович знал, что это за заноза. Ему не терпелось узнать, прилетел Белов вместе с боксером или нет.
В аэропорту имени Кеннеди Буцаев прямым ходом направился к диспетчеру — высокой симпатичной мулатке с крашенными в соломенный цвет волосами. Он остановился перед стойкой, вежливо снял шляпу и, приложив ее к груди, растянул губы в приторной улыбке. А когда та встретилась с ним взглядом, самым чарующим голосом, на какой был способен (для общения с девушками лучше всего подходит грудной низкий тембр), спросил, можно ли посмотреть список пассажиров, прилетающих рейсом из Москвы? Девушка, уловив его слабый русский акцент, кивнула и открыла соответствующее окно в компьютере.
— Кто конкретно вас интересует?
— Конкретно? — Буцаев замялся. — Сергей Степанцов…
Диспетчер нашла в списке фамилию боксера.
— Да, мистер Степанцов летит этим рейсом.
Роман Остапович изобразил на лице радостную физиономию.
— О, как мило! Это мой друг. Скажите, а нет ли случайно в числе пассажиров Александра Белова?
— Он тоже ваш друг? — с профессиональной учтивостью поинтересовалась девушка, прокручивая список пассажиров в обратную сторону.
— Это мой заклятый друг, — пробормотал по-русски Буцаев, одновременно кивая девушке с самой благожелательной улыбкой.
Он с замиранием сердца ждал ее ответа. Как ему хотелось, чтобы Белов оказался в списке пассажиров! И почему эта крашеная дура так долго и тупо пялится на экран монитора! «Давай же, мормышка черная! Скорей уже читай!» проклиная американцев с их патологической политкорректностью, мысленно подгонял ее Роман Остапович.
— Да, есть Александр Белов, — подтвердила мулатка. — Он тоже летит этим рейсом. Самолет уже находится в зоне видимости наших радаров; думаю, через час вы сможете встретить своего друга.
Буцаев радостно потер руки, перегнулся через стойку и, понизив голос, сказал:
— Если бы вы знали, как я рад! Я так по нему соскучился!
Он поблагодарил девушку, надел белую шляпу с широкими полями и отошел от стойки. Блонд-мулатка презрительно скривила губы.
— Куда катится мир? — сказала она в спину удаляющемуся Буцаеву. — И этот — тоже педик. Белый костюм, дурацкая шляпа! И встречает такого же педика, как он. Нормальных мужиков уже не осталось!
Роман Остапович, как охотник в засаде, простоял целый час у перегородки из толстого прозрачного пластика, боясь пропустить Белова. Наконец, когда пассажиры, прибывшие из Москвы, потянулись к стойкам паспортного контроля, Буцаев увидел его.
Белов шел рядом с боксером, по другую руку от него вышагивала как всегда изящно одетая Лайза. Его враг ничуть не изменился со времени их последней встречи. Та же уверенная походка, гордо поднятая голова… Дорогие ботинки цвета спелой вишни, темно-синий летний итальянский костюм, белоснежная рубашка были ему к лицу Это Буцаев вынужден был признать с болью в сердце и скрежетом зубовным…
— Эй! — крикнул он, переступая ногами на месте, как застоявшийся конь: он прекрасно понимал, что через перегородку Белов ничего не услышит, но все же не смог совладать с охватившими его эмоциями и снова закричал: — Эй, я здесь! — и махнул несколько раз рукой, как будто стоял на мавзолее в красный день календаря…
То, что случилось в. следующее мгновение, несказанно удивило Буцаева. Словно уловив его мысленный сигнал, Белов обернулся и встретился с ним взглядом.
Саша остановился и подошел к стеклу; как сделал это когда-то в свой прошлый приезд. Только тогда он радостно улыбался Лайзе, а сейчас — иронично —
Буцаеву. Они встали, глядя друг другу в глаза, как два боксера на ринге в последние секунды перед боем. Время для них прекратило свое течение.
Поединок этот длился с полминуты. Наконец Роман Остапович недобро ощерился; тонкие стрелки его черных усов дрогнули и погнали время вспять: без двадцати четыре, без четверти три, без десяти два… Он со значением кивнул Белову, отвернулся и зашагал прочь. И ни разу не оглянулся.
Для Саши эта встреча не стала сюрпризом. Он ожидал чего-то подобного и был к этому внутренне готов. Когда он подошел к встревоженной Лайзе, Степанцов уже стоял в очереди к столику паспортного контроля.
— Нас встречают, — сказал ему Белов совершенно спокойным голосом.
Лайза схватила его за руку и с дрожью в голосе сказала, что ей страшно..
— Не бойся! Все под контролем, — успокоил ее Белов, показывай на группу из трех человек, прибывших другим рейсом…